Сибирские огни, 1937, № 1

шлет корреспонденцию поэта к ней неж­ ностью и благодарностью. «Я посетил вчера (28 июля 1825 г.) Тригорский замок, его сад и библиотеку. Тамошнее уединение полно поэзии, пото­ му, что оно полно Вами и воспоминаниями о Вас». «Верьте, что на земле нет пичеголуч­ шего и более верного, как дружба и сво­ бода. Вы научили меня ценить прелесть первой». (8 августа 1825 г.). «По приезде в Москву, я Вам vотчас же писал. Пошлость и глупость наших обеих столиц одна и та же, хотя и в различном _$оде, и так как я имею претензию быть беспристрастным, то скажу, что если бы те дали обе на выбор, то я выбрал бы Тригорское» (1827 г., весна). «Я предпочитаю ваш прекрасный сад и красивый берег Сороти» (24 января 1828 г.). В феврале 1829 г. Пушкин писал П. А. Осиповой: «Как ни устраивай судьба, кончится тем, что мы сойдемся под ряби­ нами, на берегу Сороти». И это сбылось. Вот рассказ Е. И. фоя- -Фок, дочери П. А. Осиповой, о посмертном посещении Пушкиным Тригорского. «В ту зиму морозы стояли страшные. "Такой же мороз был и 5-го февраля 1837 года. Матушка недомогала и после обеда, -так, в часу третьем, прилегла отдохнуть. Вдруг видим в окошко: едет к нам возок с какими-то людьми, а за ними длинные -сани с ящиком. Мы разбудили мать, вы­ шли навстречу гостям: видим, наш ста­ рый знакомый А. П. Тургенев. По-фран­ цузски рассказал, что ириехали опи с те­ лом Пушкина, но, не зная хорошенько до­ роги в монастырь и перезябши вместе с везшим гро>б ямщиком, приехали сюда. Какой ведь случаи! Точно Александр Сер­ геевич не мог лечь в могилу без того, чтобы не проститься с Тригороким и с нами! Матушка оставила гостей ночевать, а тело распорядилась везти теперь же в Святые Горы вместе с мужиками из Три- горокого и Михайловского, которых отря­ дили копать могилу. Но ее не пришлось •копать: земля вся промерзла; ломом про­ бивали лед, чтобы дать место ящику с пробой, который потом закидали снегом». Парасковье Александровне Осиповой поэт посвятил в 1825 г. свои «Подража­ ния корану». Лучшим же доказательством уважения в П. А. Осиповой служат слова самого Пушкина «Сердце мое ® Тритор­ скому приковано навсегда». Миновав заросший тиной пруд, углуб­ ляемся в «сада темные куртины». В вы­ сокой траве серебрится ландыш. Вот я «седло-береза», сломленная грозой. Пре­ дание гласит, что в ее стволе было дупло, куда Пушкин опустил кольцо или монету. Внизу направо — поляна с остатками пеньков-дубов от «солнечных часов». Мы ищем, мы подсчитываем их, — их бы­ ло 24. Нет стариков, но молодое поколе­ ние кругом шумит. Дальше когда-то был бор, но его теперь уже нет. Наверх поднимается прекрасная длинная, темная аллея — любимое место прогулок Пушкина. Здесь — «знаменитая вековая плакучая, почти седая ель». Мощная в обхвате, всех деревьев выше. Пушкин ее любил, знал, часто любовался ею. Мы повернули назад, вновь миновали фундамент усадьбы, пошли к обрыву на­ лево, к «скамье Онегина» под густолист­ венным шатром лип, кленов, дуба. «Скамья Онегина» восстановлена в 1924 г. по рисунку архитектора-худож- ника С. С. Некрасова. Мы сели на эту скамью. И словно раскрылись сами страницы ро­ мана: ...Мечтам и годам нет возврата, Не обновлю души моей... Я вас люблю любовью брата И, может быть, еще нежней, Послушайте ж меня без гнева: Сменит не раз младая дева Мечтами легкие мечты, Как деревцо свои листы Меняет с каждою весною. Так видно небом суждено. Полюбите вы снова, но... Учитесь властвовать собою. Не всякий вас, как я, поймет: К беде неопытность ведет. Так проповедывал Евгений. Сквозь слез не видя ничего, Едва дыша, без возражений Татьяна слушала его...» («Евгений Онегин», глава 4, XYI-XYII). Мы любовались заливными лугами, из­ вилистой Соротью, «подругою озер зер­ кальных»... Вдали темнел железнодорож­ ный мост. Пестрели на лугах пестрые ста­ да коров. Точками казались гуси, щип­ лющие травы. А над нами шумели липы, клены, дуб.