Сибирские огни, 1937, № 1

частности, народных сцен этой пьесы. Вот что он пишет: «Возьмите третью картину «Бориса Го­ дунова» — Девичье поле. Вот, пожалуй­ ста, отправьтесь на поиски во все участ­ ки истории, во<все документы, касающие­ ся Смутного времени, и попробуйте по то­ му, каж захочет Покровский, 'расставить эти силы на сцене и вы попадетесь, пото­ му что нужно просто-напросто следовать тому, что здесь написано. Не надо загро­ мождать сцену никакими иероглифами, ко­ торые будут вскрывать какое-то идейное содержание, ибо все эти иероглифы не успеет даже никто прочитать. Нужно доб­ росовестным образом поставить эту сцену, как в кино... ставят сцены крупным пла­ ном. Использовать в нейтолько то количест­ во действующихлиц, которыми можно обой­ тись, разделить мысленно сцену на две части, где одна будет исполнять функции крупного плана, а вторая — задачи фона. Таким образом, вы получите то, что надо. Если вы туг перепутаете действующих лиц, если вы заставите действующих лиц гово­ рить, как лица, находящиеся в толпе, ес­ ли вея толпа будет галдеть, орать, — пусть ее будет даже полторы тысячи, — вы только растеряете слова. Никогда вы на сцене не услышите фразы: «Все пла­ чут, поплачем, брат, и мы». Останется только одно: пригласить композитора, гро­ мадный хор, построить по методу орато­ рии эту многоголосицу, создать грандиоз­ ное звучание, где бы мы не разобрали ни­ каких слов, но чтобы это было прочной постройкой грандиозного масштаба... Вот вам и будет кусок из пьесы Пушкина». Как видим, В. Э. Мейерхольд, трактуя конкретные вопросы формы и содержания исполнения (мы имеем в виду актерское исполнение), не находит нужной формы, ибо предложение заменить ■голоса толпы музыкальным шумом по принципу радио­ монтажа, — это не решение проблемы, это не решение сложного вопроса. Где же, на каких путях надобно нам, решающимся ставить и играть Пушкина, искать ответы на вопросы содержания и формы в спектакле/' На этот вопрос можно ответить только двумя словами — только у самого Пушки­ на, в тексте его пьесы, в проникновении в его замыслы. Вот как описывает современник Пуш­ кина—Погодин первое впечатление от чте­ ния трагедии самим Пушкиным. «Какое действие произвело на всех нас это чтение — передать невозможно. Пер­ вое явление выслушали тихо и спокойно или, лучше сказать, — в каком-то недо­ умении. Но чем дальше, тем ощущение усиливалось. Сцена летописателя с Григо­ рием всех, ошеломила... А когда Пушкин дошел до рассказа Пимена о посещении Кириллова монастыря Иоанном Грозным, о молитве иноков «Да ниспошлет господь покой его душе, страдающей и бурной»,— мы просто все как будто-бы обеспамятели. Кого бросало в жар, кого в озноб; волосы подымались дыбом, не стало сил воздер­ живаться. Кто вдруг вскочит с места, кто воскликнет; то молчание, то взрыв вос­ клицаний, например, при стихах самозван­ ца: «Тень Грозного меня усыновила». Кон­ чилось чтение, мы смотрели друг на дру­ га долго, и потом бросились к Пушкину. Начались об’ятия, поднялся шум, раздался смех, полились слезы, поздравления... О, какое удивительное то было утро, оставив­ шее следы на всю жизнь! Не помню, как мы разошлись, как докончили день, как улеглись спать. Но едва ли кто спал из нас в эту ночь, так был потрясен весь наш организм». Этот отрывок лучше многих изысканий подсказывает характер исполнения траге­ дии. Работая над «Борисом Годуновым», ар­ тисты театра «Красный Факел» прежде всего будут учиться у Пушкина его изу­ мительному мастерству в изображении ха­ рактеров, его прекрасному русскому лите­ ратурному языку. Брюсов когда-то охарактеризовал пуш­ кинскую драматургию словами: «Он стре­ мился свести драму к ее сущности, отки­ нув все, без чего можно обойтись». Тем скупее, монументальнее и ярче должны быть охарактеризованы в действии персо­ нажи трагедии. Этому грудному делу надо учиться неотступно, чтобы сознать спек­ такль, достойный великого поэта — А. С. Пушкин».