Сибирские огни, 1937, № 1

Так обличал их Словцов. И он был прав. Ода и басни сотрудников «Иртыша», как, впрочем, и собственные одыСловцова, быта чужды народу — лучшему ценителю про­ изведений искусства. Народ пел свои песни. Это выли не сла­ вословия той царице, Которая весь север льдистой Мизшшем держит, будто перстень свой1, той царице, которой надо послать ...остистых с искрой еоболей, ‘Jto'5 в хладной белокаменной столице Ей в церковь ездить было бы теплей, Песни народа были не о Сибири — «царевне с собольими хвостами по гру­ дям», это были не посвящения греческим музам, прижившимся в Тобольске, — му­ зам канцелярий и архиерейских покоев, музам замерзнувшей Иппокрены. Нет! Пес­ ни народа были песнями о -ссылке, песня­ ми о Сибири-мачехе, песнями о царях ту­ пых и жадных, о дворне льстивой и глу­ пой. У народа были свои герои, свои царь- девицы... Народ пел свои еще никем тогда не оцененные песни. Но еще за доброе десятилетие до смер­ ти Петра Словцова, еще при жизни многих из сотрудников зло-получного «Иртыша, превращающегося в Иппокреау», появился в Сибири поэт действительно близкий наро­ ду, поэт, получивший широчайшее при­ знанье народа, поэт, черпавший простоту и правду жизни из богатейшего источника народного творчества. Это был %шов, слава о котором прошла не только по Сибири, но и по всей России и заграницей, Ершов — поэт, чьи произ­ ведения народ знает и ценит и поныне. Что же породило Ершова? Почему этот сибиряк из глухой деревеньки Безруково Лпгимского уезда, проведший детство в далеком, приполярном Березове, вдруг за­ говорил громко, на всю Россию, а пере­ водчики. как эхо, повторили его слова за Карпатами? В Сибири, в России, в Гали­ ции, в Чехословакии, во Франции быстро узнали Аонька-горбуака». Еще при жиз­ ни автора его сказка выдержала семь рус­ ских издании и Сен-Леон написал балет, 1 Строки из тех же стихов Словцова. который до сих нор не сходит со сцены Большого театра в Москве. Успех сказки кроется в ее народности. Путешествия -по Иртышу не увели Ершова в древнюю Грецию пли Париж. Он знал, что в сибирских красных полушубках и пимах ходят не статуи античных богапв, а живые, круглолицые, румяные царь-де- вицы. «Как откровенно говорил сам Ер­ шов, сказка взята из у-ст разсказчикоб- сибиряжов, он только опоэтизировал ее, привел в стройный вид, местами допол­ нил» — свидетельствует университетский друг Ершова А. Ярославцев в своей книге, издашой в 1872 г. Ценность сказки в том, что она одина­ ково близка и понятна не только сибиря­ ку, но и тамбовцу, вятичу, волгарю, т. с. всенародна. Старые критики Ершова, осо­ бенно из реакционного лагеря журнали­ стики (возглавлявшегося Ф. Булгариным— агентом царской охранки), упрекали Ер­ шова в том, что он в образе Иванушки дает дурной пример народу. Ершов, мол. говорит: «Не родись -счастливым, родись ду-ражом». Они или не понимали сказки, или сознательно сбивали с толку читате­ ля. Между тем, народ видел в образе Ива­ нушки пример, -какой не мог быть безо­ пасен в царствование Николая I .Палкина. Умный «дурачок» Иванушка, смелый в своих приключениях, полный народного юмора, жизнерадостности, смекалки, про­ тивопоставлен тупому и жадному царю и своре его дворни — льстецам, завистни­ кам, глупцам. Образ Иванушки в этой сказке, корни которого глубоко уходили в народную массу’, был, хотел того Ершов или нет, глубоко символичным. Через него народ заявлял о своем праве на власть. Николаевские цензоры чувствовали это и первые двадцать два. года сказка печата­ лась с большими цензурными помарками. Царская власть, поставленная, как офи­ циально проповедывалось, «от -бога», всег­ да сторонилась народа. И тот факт, что народ стал -своим устным творчеством, от­ ражавшим его кумы и надежды, влиять на художников слова, был страшен. Пиитов, черпавших вдохновение в Иппокрене п в шаманском экстазе воспевавших прелести властителей, нечего было бояться, их мож­ но было даже поощрять, даря золотые та­ бакерки. Но Пушкин, который ходил ио базарам и ярмаркам, ездил по селам и го­ родам и прислушивался к голосу парода,