Сибирские огни, 1936, № 6
другое время скандал вышел бы большой, но тут дама только вздохнула тяжко: — «Глядите, государешному гусачку животик заболел... За доктором живей шлите!». Когда в белесом тумане, на равнине, по крытой вереском и чахлым ельничком, по казались дымки и на проезжем тракту гу ще пошел пассажир, Епишка обомлел: — «Вот он, Садат-Петербурх! Что-то теперь будет1!». И Ешишюе казалось, что его сейчас встретят я проводят к государыне, пожа луй, чего доброю, ори везде в колокола вдарят!.. Но так как Еиишка под’ехал к рогатке, обоз сейчас же задержали будочники: — «Стой, кто едет? По какому делу?» Епишка задрал голову и важнецки от странил будочника: — Куда ирешь! Не вишь — кто, госу даревых гусей везем. Страж в обиду вошел: — Много вашего брата тут с фильки ными трамотами шляется. Знаем мы этих гусей, учены, слава богу... Сгребли Епишку со товарищи и повезли в арестный дам. Не ожидал такого оборота дела, шадривский писец. Однако и тут не растерялся Епишка, благо тугая мошна при нем была. Знал Епирка, что ничто не устоит перед тугой кисой: ни запоры, ни замки, ни тем паче государевы служилые люди, которым охулки на руки не клали и, почитай, брали с живого и с мертвого. Стребовал Епишка бумагу и чернил и в тот же день настрочил непосредственно ге нерал-прокурору правительствующего Се ната грамоту: «Понеже Правительствующему Сенату известна монаршая воля, начертанная ру кой самодержцы всероссийская о томшад- пштаюой воеводе секунд-майоре Андрее Го ликове в лета от рождества христова семь тысяч семьсот семьдесят четвертого. В том начертании августейшей царицей нашей положено: «Любопытно видеть сего шад- ринского гуся. Каков!» Я, Епикидон, сын Амвросиев, но повелениям губернатора Си бири генерал -поручика Дениса Ивановича Чичерина и шадринского воеводы секунд- майора Андрея Голикова сих гусаков и гу сынь в двенадцать персон доставил в трац Саякт-Петербурх. Но выполнение Сенат ского решения задержано градской стра жей, где я пребываю под арестом и слезно прошу освободить поскорее, дабы гуси не передохли и были доставлены государыне императрице»... Епипткина грамота возымела действие.. По указу правительствующего Сената Епишку на третьи сутки освободили из- под ареста, но что касается гусиного делаг то разрешение такого Сенату угодно было поставить на новое обсуждение. Гусиный обоз остановился в монастыр ском, Ново-девичьего монастыря, подворье. Столичные монахи искушеннее были перм ских: за ностой и за хлеба драли неимо верные деньжища. Епишка каждодневно ходил к Сенату и наведывался но гусино му делу. Швейцарские солдаты, что стоят при дверях, гнали Епишку в три шеи. Но знал Епишка, в чем тут собака зарыта и как ее отрыть на свет божий. Чье сердце не задрожит, ежели деньгой брякнуть?.. Стали швейцарские солдаты после того пущать Епишку в палаты, но сенатские писцы и писчики — те нос сильно драли. И вивдел Епишка по их мордам, что они писчики и крючкотворцы ае шадрииским чета. — «Хапуги», — плевался Епишка. Две недели обшвал шадршский гонец пороги, ожидаясь сенатского решения. Се наторы меж тем не торопились: подыски вали статьи, законы и случаи в уложени ях, под кои подошло бы сие государствен ное дело и получило бы законное разреше ние. У Епишки слабела мошна, худели гуси, а бессовестные монахи злачно поглядыва ли на птицу: — «Живите, живите, сколь вам угодно, мы не токмо готовы за хлеба деныгой расчет вести, ио и живностью...». — «И тут, хашуги!» — злился Епиш ка. — «Сам передавлю гусей, а не сдам варнакам, для того ль вез остоль из си бирской дали, чтоб черпорясых кормить. Жрите псковских лысух, тот гусь по вас, шадрижжий — особь статья... Эх!..» Слабела киса у Епишки. Тут уж тер пение лопалось, но спас швейцарский сол дат все дело. — «Дашь цалковый — все по-хорошему сойдет, присоветую, что и как». — «Чорт с ним, с целковым, — решил Епишка. — У нас в Шздринске и алтыну рад, а тут сразу целковым вроют. Поди ж ты, столица, Санкт-Петербурх! Ладно, крой!..». Портли они с солдатом в его горенку под мраморной лестницей, на которой бабы го
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2