Сибирские огни, 1936, № 6
Купец, когда ему сказали, что его от пускают в Барнаул и даже слугу дают,— упал на колени и поцеловал подол пыль- ното азяма Селезня. Но Селезень приста вил к его груди острие кинжала и спро сил, сдвинув брови, не выдаст ли он свое го «слугу»? И купец поклялся всеми клятвами, ка кие знал, призвав Аллаха в 'свидетели. Он затем употребил и языческие кляшы джун гаров: — Да побьет меня огонь мой, коль на рушу клятву. Да буду твоим синим ослом в двух мирах! Купец лизал ногти на пальцах рук, умильно глядя в небо. — Смотри! — сказал Селезень. — От нас пе уйдешь, найти тебя мы всегда су меем. И вот наступил час от’езда. Мокрые осенние листья скользили под копытами коней. Разбойники, добродушно усмехаясь и подталкивая друг друга, завязывали Ивану чалму точно так же, как носил ку пец. Застоявшиеся кони ржали. Солнце пронзило тучи 'Длинным, очень красным лу чом, и лесная чаша сделалась такой мно гоцветно-пестрой, как будто самые лучшие ленты джунгарских купцов были навеша ны на деревья. — Ну, — произнес атаман, — поце луемся, Ваня! — С богом, — тихо сказал один раз бойник. — С богом? — переспросил Селезень, повернувшись к нему. — Как ты сказал? С 'богом? Бог от нас давно отступился, его призывать нечего... Чувство горечи и тревоги охватило Ива на. Од сел на коня. — Ишь, как тебя размалевали, — 'сме ялся Селезень, украдкой смахивая с угов слезу, — поцеловаться с тобой, Ваня, не выгодно, в угле да в каких-то бабьих красках вся твоя рожа... Купец поехал впереди. Его толстая ши рокая спина обтянута ватным халатом в синих разводах. •— Экий жирный купчина! — хмуро думал Иван. Он трусил сзади мелкой рысью, как подобает слуге. Прямая узкая тропинка вела к дикому оврагу. Через него предстояло им проехать. Сосны махали худыми руками-ветвями. — Прощай, Селезень. Прощайте, ребя та, вольные удальцы. Сердце стучало в тревоге. ** * I — Ты?! — вскрикнула Машенька. Па лисандровый ларец с изображением целу ющихся амуров застучал, выпав из ее. рук. — Здравствуй, Марья,— сказал Иван.— Признала вое лее? А я думал — говорить со мной не захочешь. — Зачем... Зачем ты вернулся... — тя желые бронзовые серьги затряслись от ее. рыданий, она закрыла лицо пухлой своей ■рукой. — Я уж тебя забывать стала, оно бы и к лучшему, а ты... вернулся сердце мое бередить... — Знаю, не полюбишь больше меня, косюголового разбойника., висельника отпе того, — Иван грустно улыбнулся. — Не за любовью твоей пришел, только молю, об одном: не выдай! Видишь, какое об личье басурманское довелось прнять... — Ох, Иван, лжешь! Знаю — тянет тебя ко мне... —- Разве зелье какое приворотное ты мне дала? — Молчи... Дай, погляжу на тебя... Чалму-то скинь... — Сия чалма добротно прилажена, ски дывать не годитсд. — Зачем ты пришел? Ты... разбойник ведь, лютый душегуб! Глаза стали вон ка кие... кровавые... — За правду разбойничаем, Марья... Начальству мстим, пемцам-лиходеям... — Молчи, молчи! Вот крикиу, позову людей, пусть тебя скрутят... — Ты любила меня, Марья? — Что было, то прошло, Иван! — Реветь брось, девка! Судьба наша с тобой горьчайшая, да что ж реветь? Сле зами горю не поможешь. — Уходи! Людей позову! П'олупшготом говорили они в маленькой светлице. Ивану хотелось прилечь отдох нуть с дороги на полосатый штофный ди ван, как бы присевший на точеных позо лоченных ножках. Спинка дивана была украшена выпуклым изображением Апол лона, играющего на лире. Дорогими'пале выми сукнами было до половины закрыто круглое оконце с настоящим заграничным стеклом. Хорошо Машеньке вышивать за круглым столиком черного дерева, мед вежьим мехом гордится ее кровать, но все эти предметы великолепны лишь с пер вого взгляда. На самом деле они потер ты, поедены молью и, когда присмотришь ся, — становится ясно, что их выстави ли в эту светлицу, отдали Машеньке толь-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2