Сибирские огни, 1936, № 6

И дорогу сибирскую ту же Серебрил ясный месяц в мороз... Туруханска суровая стужа Западала за пряди волос. Точно стужа, суровые тоже, Жили странные люди, ценя Человеческой жизни дороже На конюшне кормильца-коня. При веселой весенней погоде, — Вспоминал ты, — сбегали снега. "Заливала волна половодья На сибирской реке берега. Заливала луга да поляны И потом добегала до мест, Из которых в туман океана Уносила строительный лес. За волной половодья, к низовью, Вдоль как море широкой реки, Выходили € баграми на ловлю Из деревни гурьбой мужики. Выходило по счету их тридцать. Но не все-ли, не все-ли равно, Бели мог кто из них оступиться И уйти на холодное дно? А когда возвращалися в хаты, Не твои-ль дознавались глаза: Отчего же товарищ тридцатый, Отчего не вернулся назад? Процедили сквозь зубы лениво Мужики: утонул стало быть... Лишь один поспешил торопливый: — Мне-б кобылу пойти напоить. Эта подлая правда сурова. Средь людей — это волчий закон. Эта подлая правда царева Дооктябрьских далеких времен. Подлой правдой виски серебрили. От нее люди никли в тоске. Эта правда царила в Сибири, На сибирской царила реке. Это было, доподлинно было, В непройденной родной стороне... Но постылая правда уплыла На октябрьской великой волне... Стало жить веселее и лучше. Дню грядущему песни поем, Называя прекрасным — грядущий, А сегодняшний — радостным днем. Нашим селам не снилося сроду, Что настанет такая пора, — Металлический голос заводов На поля привезут трактора. Эти кони, да кони другие, — Не встречали на пашнях таких: Звонко биты копыта стальные, Корпуса крепко кованы их. Точно пар из ноздрей по морозу,