Сибирские огни, 1936, № 6

снова бросается в гущу борьбы за со­ циализм. Но самое величественное в био­ графии Островского — это последний период его жизни, когда он, поражен, ный полной неподвижностью, ослепший, находит новый путь для участия о борь­ бе, для тало, чтобы ме выйти из рядов активных борцов революции, — путь литературной работы. Исключительное мужество, непоколе­ бимая сила воли, безграничная предан­ ность делу Ленина—Сталина — при по­ мощи этих своих свойств он победил болезнь, стал вне зависимости от своего страшного недуга. «Умей жить и тогда, когда жизнь становится невыносимой»— писал ‘он в романе «Как закалялась сталь», и своим личным примером пока­ зал, как это нужно делать. Совсем недавно, девятого декабря я видел Николая Алексеевича, беседовал с ним. Глубокое, на всю жизнь незабы­ ваемое впечатление осталось от этого посещения. Мне нужно было договориться с пи­ сателем об издании романа «Каж зака­ лялась сталь» на ойротском и шорском языках, для чего необходимо дать не­ сколько сокращенный вариант романа. За этим я и пошел к нему, не уверенный, правда, что болыной писатель сможет сам говорить по этому вопросу. Я по­ лагал, что придется договориться с кем нибудь из товарищей, помогающих пи­ сателю в его работе. Но Николай Ост­ ровский работал сам и никому не пе­ редоверял вопросов о своих произве­ дениях. Он очень быстро меня принял. Шумно на улице Горького, на площади Пушкина, вблизи которой находится квартира писателя. В квартире __ тиши­ на. Во всем видна громадная забота пар­ тии и правительства о замечательном большевике-лисателе. В комнате писа­ теля — радио, телефоны, особые элект­ рические грелки-батареи. На стенах портреты товарищей ‘Сталина и Петров­ ского. Высоко на подушках лежал Николай Алексеевич, неподвижный, жило толь­ ко лицо, с высоким лбом мыслителя. Но эта неподвижность была только внеш­ ней. Сам Николай Островский, его мысль, его воля жили интенсивно и го­ рячо. Тихий, ровный голос. В этом го­ лосе, в каждом слове чувствовалась та­ кая могучая жизненная сила, такая энер­ гия и водя, что все остальное, вся эта страшная физическая беспомощность человека как-то забывалась. Заговорили о сокращенном варианте «Как закалялась сталь». «Я сейчас не мо­ гу этим заняться—некогда»,— сказал Николай Алексеевич — «работаю в три смены, весь свой штат замучил. Надо закончить «Рожденные бурей». Сделай­ те сами, что нужно. Основное, конечно, — первая часть». Он не сказал, почему надо ему спе­ шить закончить роман, но упомянул, что «со здоровьем плохо». И чувствовалось, что он не хочет уходить из жизни, не закончив своего второго романа. А за­ тем он заговорил о необходимости из­ дания в краях, особенно отдаленных, романа «Рожденные бурей». — «Москва издает маленькими тира­ жами, в края попадает очень мало. А хочется, чтобы вся молодежь поскорее могла его прочесть». Заговорило радио, передавались пос­ ледние известия. — «Давайте, послу­ шаем» — сказал Николай Алексеевич. Стали слушать. Но слушал, собствен­ но, только Островский. Я сидел и смот­ рел на него. Смотрел на громадные, черные невидящие глаза, на прекрасный лоб и на кисть левой .руки. Пальцы ее беопрерывно шевелились. Как будто- больной все время хотел ощущать дви­ жение, наслаждаться этим движением, все время проверял — не остановила ли беспощадная болезнь и эту последнюю способность тела двигаться. Радио замолкло. Николай Алексеевич' ответил на мой вопрос об оплате за издание его произведений. — «Вы, ко­ нечно, понимаете, что мне лично ни­ чего не нужно. Семью мою партия и правительство обеапечивают. Я живу,, так сказать, уже в . условиях коммуниз­ ма — даю по способности, получаю по» потребности. Я иногда шучу, что вот, мол, ЦК комсомола видит, что парень скоро сгорит, не увадит коммунистичес­ кого строя, пусть же поживет так, как люди будут жить при коммунизме. Так что мне лично никакого -гонорара не требуется. Но есть у меня стипендиаты, есть на Украине библиотека имени Ни­ колая Островского — вот для этого гонорар iMHe требуется. Знаете, приятно это знать, что помогаешь молодежи учиться, расти». Все время — о молодежи. Романы — тоже для молодежи. На мое замечание, что произведения Островского важны не только для молодежи — он ответил: «Ну, да, но я как-то больше думаю о своей главной аудитории, —■ о молоде­ жи». Я вышел из комнаты со смешанным чувствам. Перед глазами — неподвиж­ ное тело, рука, почти лихорадочно дви­ жущаяся, как бы цепляющаяся за тон­ кую нить физичеокого бытия, нить, ко­ торая вот-вот оборвется. А в оознании— бодрые слава о работе, о молодежи, хо­ рошая улыбка, дышащая жизнью, энер­ гией, иолей. И это последнее—аначи- тельно сильнее первого 'впечатления. Теперь жизнь Николая Алексеевича оборвалась. Остановилась работа яркой творческой мысли. Исключительный по своему героизму жизненный путь писа­ теля окончен. Не стало замечательного писателя и еще более замечательного человека. Но как прекрасен был этот путь! Светла будет в потомстве его па­ мять, велик пример его героизма для