Сибирские огни, 1936, № 6

охотник все еще далеко от нас. Он часто останавливается и шумно вздыхает. Мы ясно представляем его себе. Тяжелыми ру­ ками он наклоняет камыш, чтобы сделать два нешироких шага. Красная телячья шу­ ба лежит в лодке. Пиджак расстегнут. От рубашки идет пар. Из-под шапки, с ши­ рокого лба текут горячие ручейки. Тяжела ходьба по сырым камышам. Даже по сы­ пучим пескам знойного Прибалхашья итти много легче. Ефим, которого охотники за исключи­ тельную выносливость прозвали верблюдом камышей, уступает свое почетное звание другу: — Проламывайся, проламывайся, верб- людушко, — звонко кричит он. — Про­ ламывайся, милой. Наконец, мы видим широкую грудь /Ни­ кифорова. Через высокие голенища сапог переливается вода. Он падает в лодку. Мы выводим ее на плеео, посредине которого стоит курень камьша. Вскоре сам рыбак теряет ощущение стран света. Мы плывем возле зарослей и не можем найти выхода в пролив. Рыбак встает на ноги и, потрясая веслом над го­ ловой, кричит: — Долго ты пас водить будешь, про­ клятая? Что тебе надо от нас? — Это вы на кого так? — Да... на нее, окаянную. Давно она ко мне не привязывалась, а тут — на тебе — прицепилась. .Водит, Путик тума­ ном закрывает. Он повышает голос: — Брось, говорю тебе. Я не парнишка. Ты меня не 'собьешь. Рыбак пристально смотрит вправо. — Вроде бы тут камыш-редоичок вид­ неется, — неуверенно говорит он, садясь на дно лодки. Мы повертываем в редкие заросли и че­ рез полминуты оказываемся в проливе. — Меня однажды, — годов, лднако, семь тому будет, — она, проклятая, два дня по камьппам водила. Едка, ребятушки, выплыл, — уже спокойно рассказывает рыбак. — Ровно бы и место знакомо, а никак на путик выплыть не мог. Он и на этот раз не решается назвать кикимору, — ведь до избушки остается еще подкилометра нелегкого пути. Мне кажется, что я плыву во времени. Человек, вооруженный дубиной и камен­ ным топором, поднимает свое гнездо на еваи. Окружающий мир жесток и непоня­ тен. В густых зарослях можно заблудить­ ся, в воде утонуть. Кто-то невидимый и сильный причиняет зло. Человек поселяет в вот» водлшпо, в камышах — кикимору. Через эпохи бронзы^ железа он в темных извилинах мозга пршосит в век пара и электричества, в век авпации и радио вос­ поминания о своем страшном младенчестве. Незаметно для себя самого он хранит ка­ кую-то долю представлений робкого юно­ ши. Он смотрел древними глазами не вла­ стителя земли, а ее трепещущего прижи­ вальщика. Он еще не изгнал из своей па­ мяти женщину с злыми глазами волчицы, с морщинистым лицом старой обезьяны и с грязно-серыми бесшумными крыльями со­ вы. Теперь он уже так не трепещет перед нею, как в минувшие тысячелетия, а даже покрикивает на нее. По он помнит, что ее зовут злой кикиморой. Лодки останавливаются у намоста из жердей. В убогой хижине на камнях мы разво­ дим костер, ласково смотрим на огонь — первую силу, прирученную пещерным че­ ловеком, обитателем человеческих гнезд на сваях. Никифоров открывает банки с рыбными консервами... 4 Бывают минуты, которые навсегда оста­ ются в памяти четкими гравюрами. Такой гравюрой стоит передо мною пе­ стрый чановсший день. Над головами висят светлосерые громады облаков. В причудли­ вые просветы видно голубое небо. На се­ вере, над медной безбрежностью камышей отромньгми кучами торфа громоздятся ту­ чи. Над просторами стоит величественное спокойствие. Переломится тонкий камыше- вый стеюелъ, и то слышно. После сытого обеда спят обитатели вод. Лишь изредка недалеко от свайпой избушки жалобно сто­ нет черная гагара, будто жалуется на то, что не дано ей подниматься высоко в под­ небесье. Мы сидим у костра. Ефим снимает с ог­ ня котел, берет деревянную ложку. — Вот это супец, так супец! — во­ склицает он. — Давно такого не ел. Лож­ ка стоит. Одно сало! Издалека доносится нежная музыка. Все слышнее и слышнее. Кажется, что где-то в стороне от избушки по камышам прохо­ дит оркестр. Ясно слышен звон тонигх- тонких серебряных дисков. Ефим выскакивает на помост с ружьем в