Сибирские огни, 1936, № 5
— Довольно! Все понятно, — резко пе ребила Лия. — Думаю, однако, что теперь есть уже мужчины с несколько иаой пси- хологией, чем ваша... Оба замолчали. Л ея тяжело вздохнула, горько покачала «вдовой: — Как все-таки обидно за жеящзн! Столько иавадивалй па них всякой грязи, кгерзорги, унижения, боли... а потом... Она прикрыла глаза ладонью, лежала не подвижно. Прошло несколько минут. Лобастый встал, надел шляпу и угрюмо 'пробурчал: — Вот тебе и прогулочка! Вместо удо вольствия — допрос, суд и приговор. — Никакого суда, никакого приговора нет. — Приговор звучит в самом толе ва ших слов. Строгая шоляпмя. Я ее уже ощущаю. Изоляция от вашей дружбы, вни мания, близости... — Не совсем так. Я хочу лишь одно го: чтоб вы обо всем этом побольше по- думали. Коболг,гае и построже к себе. II особенно насчет ребенка. Каждый ребе нок должен иметь отца... не для алимен тов, а по настоящему. — Очередное нравоучение номер тыся ча первый?.. Окажите, пожалуйста, долго вы намерены нести со мной эту... агит массовую работу? — На сегодня хватит. Теперь помолчи те и дайте мне спокойно полежать. Он отошел в сторону. Ковырял веткой старый пень, рассматривал муравейник, на свистывал авирмарш. Время текло. Солнечные лучи теплились уже на вершинах. Откуда-то натекали струйки вечерней прохлады. Лесные тени медленно сгущались. Лия лежала с закрытыми глазами. Ей казалось, что теплые зеленые волны мяг ко охватывают ее со всех сторон, при подымают, колышат. Сладостная тишина, баюкала ее, ласкала. Густой сосновый за пах кружил голову, вачс в Детстве... .Может быть, ничего еще не было, ей всего лишь семь лет, она спряталась в высокой траве и слышит милый и тревожный мамин го лос: «Лия, ау!». Мама заметила ее, тихонь ко подкралась, стоит над ней и протяги вает руку. Полусон — полуявь... Над нею стоит Лобастый, протягивает руку и посмеи вается: — Ап-ай-ай, как крепко вы дремлете! Мне, наконец, надоело бродить около вас сторожевой собакой. Давайте руку п вста вайте. Он поднял ее легко. Вставая, она по качнулась. Глаза ее были еще полузакры ты. Он обнял ее и мягко поцеловал теплы**, сонные губы. Она слегка отстранилась в оглянулась. В бору было уже темно, толь ко вдалеке чуть розовел меж деревьев за кат. Сквозь широкие — теперь совсем чер ные — ветви над полянкой проступила крохотная бледноголубая звезда, повисла прозрачной слезинкой. С протоки пахнуло дымком, там зажигались костры. Лобастый поцеловал снова — крепко » жадно. Лия спрятала горячее лицо на его груди, топотом сказала «не надо». — Почему? почему не надо?— спра шивал он, запрокидывая ее голову, целуя губы, глаза, щеки. — Здесь так хорошо... нас никто не видит... Лия закрыла глаза. Как гулко стучит сердце! Чье? ее? или его? или это бьется в зеленом сумраке единое сердце вселен ной, гудит жаркая неиссякаемая кровь земли? Крепкое напряженное тело Лобастого по давляло Лию, она уже сама тянулась к его жадным ищущим губам, ноги подкашива лись. И вдруг через юсе ее существо ка ким-то острым холодным отрезвляющим то ком пробежало слово, которое она все Щ'я- мя полусознательно повторяла: «не надо!» Она резко оттолкнулась и побежала налад, к протоке, кострам... Он удивленно посмотрел вслед, растерян но поднял с травы плащ, сквозь зубы вы ругался !! пошел за нею. День в лаборатории начался с неболь шого скандала: Наташа установила, что поданный Фросей на операционный стол кролик довольно плогно накормлен. Наташа недоумевающе посмотрела на свою помощницу: —- Разве ты забыла, что кролика на кануне опыта, кормить нельзя? • Фрося тоже недоумевала, — она тут не при чем: — Это, наверно, Федька. Вот озорник!.. Она побежала выяснить и через пять минут об’яснила: — Конечно, Федька. Мне, говорит, жал ко его стало, он такой беленький, чистень кий... Наташа продолжала хмуриться: — Ты, Фрося, сама виновата. Нужно закрывать их на ключ. А то Федька хо зяйничает там, как у себя дома.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2