Сибирские огни, 1936, № 5

вон какой, а тут с двух десятин хлеб де­ вать некуда. — Прогорят с амбаром вместе. До ве­ сны еще на дрова спалят... Хоть сейчас давай делиться... На печи завозился восьмидесятилетний старив, отец Никиты. Свесил свои опух­ шие дание от ревматизма ноги, отер ру­ бахой слезившиеся блеклые глаза: — Никита, сынок! Ай лошадь пропала? — Нет, тятька, в колхоз думаю... — Аписья пошто плачет? — Не охота. — А колхоз ироде секты, что ли? — Да нет! — выкрикнул Никита. — Не понимаете! Накинул полушубок, хлопнул дверью, выбежал на улицу. — Так и по евангелию сказан», — прошамкал, не поняв, старик. Сруб тянулся все выше и выше. Весе­ ло работали и весело смеялись на построй­ ке. И вдруг упавшей плахой на смерть придавило 'Плотника Артема Козлова. Соскочили с лесов колхозники. Артем ничком лежал на куче щепья с пробитой и окровавленной головой. Пока бегали за Вьюгой, со всех сторон подоспели гордеевцы. Охали, голосили. Плакала струха, мать Артема. Выога пощупал сердце, тихо выпрямил­ ся и снял шапку. Все как один потяну­ лись к головам. Как будто один натуж­ ный вздох вырвался из сотни грудей. Никита Долматов стоял впереди. Артем приходился ему дальним родственником, и вот сейчас, когда все сняли шапки над трупом, Никита вдруг вскочил на бревна: — Смотрите! Вот! Молодой, а убилея. Ежели б поменьше строили да выдумыва­ ли... Голос оборвался. Никто и головы не повернул в сторону Никиты. Он тихо слез с бревна, протиснулся назад и потупил глаза. Так и простоял, пока не разошлись все. Мшпка Стык шепнул Вьюге: — Может, ты скажешь? Тот кивнул головой. — Ну, что ж! Товарищи! — Степан возвысил голос. — Жаль молодую жизнь. Боевой был парень. Активный. Большое несчастье п для матери, и для всех нас. Да разве без этого обойтись? Что ж, зна­ чит, и доделывать не надо? Забросить? Нет, товарищи, крепче возьмемся! — Крепче! — подтвердил кто-то ря­ дом. — А сейчас... Голос осекся. Из глаз покатились не­ прошенные слезы... Первый раз гордеевцы . видели такие похороны. Гроб, обитый красной матери­ ей, тихо и торжественно покачивался на плечах комсомольцев и молодых ребят. Бумажные цветы на грур, вокруг голо­ вы, в ногах. Зажженные зимним солнцем, они словно ожили, заискрились. За гробом шли плотной толпой. — А все Вьюга! И каждому в этот момент хотелось итте рядом с этим человеком. Совсем тихо переговаривались в задних рядах: — С цветами... Впереди кто-то запел похоронный марш. Подхватили. Не утерпел Наум Чекренев, — зашагал , в радах колхозников рядом с Федосеем Ут­ киным. Его поразил вдруг заострившийся нос Федосея, поседевшие виски. — До чего же дружный народ! До че­ го жалеют друг дружку! Возвращаясь с кладбища, мать Наум.! всплеснула руками: — Знать, неотпетый пошел в могилку ? \ Воротиться бы, сказать. Может забыл®.., — Не надо! — отрезал Наум. — И так чувствительно вышло. По-колхозному... Одна половина Наума Чекренева была в колхозе, другая тянула назад. Подни­ мется до света, выйдет на двор, прислу­ шается в раннему скрипу колодцев. Но еще раньше просыпались плотники! на постройке колхозного амбара. Каждую- зорьку встречали веселой песней. Наум стоял, облокотившись на головку саней, и слушал. Губы его чуть заметил шептали: — Е-е-ще-е раз! Е-е-ще-е да раз.... Днем Наум нарочно проходил мимо по­ стройки, будто бы в лавку за коробкой спичек. Идет обратно и думает: «Зайти побалагурить. Ребята все знакомые». И боится от работы оторвать. Но однажды не выдержал: — Здорово, граждане!.. Работаете? — Здорово! — ответил за всех брига­ дир Боровков. — Сам видишь! От Вьюги наказ — к первому апреля отделать. — Вона! — Ну, а меня в компанию- примете?.. Что-то отек, поразмяться бы..,.