Сибирские огни, 1936, № 5
мая сучья соседних деревьев, со стоном ■опустилась в снег. — Ну, Федосей, и силища в тебе! Вьюга отер ладоныо лот. Прядь волос выбилась из-под шапки и заиндевела. — Своротишь чорта! — добавил он, ласково дернув Федосеев кушак. Но вот и слева затрещало звучно, ра скатисто. Ухнуло за гривой. Там тоже .рубили. Распряженные лошади настораживали уши. — Благодать! Голубой сумрак скатывался вниз, по стволам. Длинные тени укладывались в сугробах. Старые пни чуть темнели под своими высокими снежными папахами. Вьюга, Мишка и Федосей подошли под третью сосну. Конюх стукнул обухом. Посыпались, затрепетали на снегу корин ки. — Хорошо звенит! Будто колокольчик изнутри откликается... Порубил на ' свдам веку для хозяев. Привык. Каждое дерево, окажу я вам, своим голосом отзывается. Не всяк его понимает. Ты, Степа, слы шишь? — Слышу. — А ты, Мишук? — Прислушиваюсь. — То-то! Молода! Сок набирает. А хо роший у сосны сок. Пахучий, здоровый. Федосей обошел сосну, обхватил руками. — Не здесь, так у нас на конном дворе будет жить, не помрет. — Ты, Вьюга, опять на вершину за любовался? — перебил его Миша. —: А? — встрепенулся Степан. — Залюбовался, говоришь? Верно. Малышем еще, помню, с покойным дядькой Матве ем так же вот в бор ездили. Встану и гляжу. Чудно делалось — зелень по си ню плывет. Путь светлый, а впереди ши рина и бесконечность..-. I I жизнь наша колхозе в роде этого. Светлая жизнь. Федосей и Мишка присели на комель срубленной сосны. Слушали. — II место, сдается, то же самое. Толь ко раньше дичь кругом была. Не хожено, не пугано. Сосну рубишь, а глухарь в вер шине притаится. Потом как тряхнет хво ей, вылетит, затрубит... — Интересный ты человек, Степан!— протянул Федосей. — Это почему? — улыбнулся тот. — Голова золотая! Во всяком деле умен, все мужпцкие увертки знаешь. А с виду? Степан догадался, о чем хочет сказать Федосей. Он посмотрел на свои подшитые пимы, оглянул зипун, перетянутый ста реньким пояском. По промолчал. — Не в обиду я, не подумай! Душев ный ты и простои. Речь заведешь — вид но сразу, что председатель. А сейчас вот за пилу держишься. С тобой и работать веселей! — А разве я один? Погляди-ка вок руг: колхозники — ты, Мишка, Вереща- га, Ермодай. Вот где сила! — На всякую силу, Степан, разум ну жен. Сила, она сила и есть. Без толку. Ей направление нужно дать... Тени становились все длиннее и длин нее. Они дробили снег на тысячи уг-тов, примащивались одна к другой. Бревна послушно ложились на сани и подсанки. Не прошло'и ■часа, как тридцать подвод вытянулись по дороге. Выога посчитал в уме: — Свалено тридцать пять хлыстов да старого леса, летней рубки, пятнадцать штук навалили... Конюх предупреждал: — Чтоб у меня никто на возах не си дел. Гляди, воза какие! По тридцать пу дов смело. А кто сядет — зараз за ши ворот, в сугроб скину и в штаны снегу напихаю. — Ну, ты один умный! — рассердился Верещага. — Не дураки же! — На тебя я ничего... Молодежь вон,— примирительно ответил Федосей. Выога шагал рядом с Верещатой, Федо сей впереди. Перекидывались словами. За разговором незаметно выехали на опушку леса-. Еще немного и выбьются с зимника на тлавную до-рогу. Слева — тоже скрип полозьев. Колхоз ники оглянулись и узнали Никиту Дол матова. Никита соскочил в снег, погнал лошадь. Его короткие ноги заплетались в рыхлом придорожном снегу. Он неистово кричал и щелкал кнутом. — Раньше нас на дорогу поспеть хо чет! — усмехнулся Федосей. — Эй, Никита! Остановись. Дай про ехать! — Загонишь кобыленку, на своем хреб те повезешь, — подхватили остальные. — Раньше батьки в петлю суйся! — Это вам в хвосте не привыкать, — огрызнулся Никита. — А кобылица не ваша... Выехав, наконец, на большую дорогу,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2