Сибирские огни, 1936, № 4
ОТКРЫ ТЫМИ ГЛАЗАМ И Ши11Н11Пи111П11Ш111т1П1инт1(11ПШт[!:!1Ш1Ш1Ш(ШП1Ш1Ш1Ш1№1№1М11НШ1!!Ш1ШН1!Н!11Ш1111!1 63 долго думать, сердце не вместит ужасов, мозг откажется работать. Для чего я 'пишу обо всем этом Вам, Татьяна Николаевна? Для того, чтоб раз и навсегда высказаться перед человеком, который мне дороже и ближе других, — хочется, чтобы именно Вы знали обо мне все. Обычно я быш молчалив, и Вы « е без основания называли меня иногда «букой». Не знаю, что меня связывало: застенчи вость ли, свойственная еще с детства, боязиь ли показаться навязчивым или что иное, но многое во мне оставалось для Вас неизвестно или туманно, пусть же теперь никаких неясностей не останется. Итак, грохотала война. Иногда каза лось, что она никогда не кончится, нэ вот наступил семнадцатый год. Востор женно встретил я февральскую револю цию, — к этому именно моменту отно сится мое увлечение эсерами. Потом—Ок тябрьская! революция, показавшаяся мне изменой «освобожденной родине» и торже ством революционной стихши. Дааьпге — -гражданская война. Мой интеллигентский гуманизм мешал мне понять ее 'необходи мую беапощацную юуровость. Затем глубо кое (разочарование в белотардейщине, со знание ее духовной опустошенности. Я .сдал ся в плен большевикам. Дальше — Чека, концентрационный ла герь и освобождение. А затем работа в раз ных учреждениях, то юрисконсультом, то экономистом, то плановиком, чистка 'совет ского аппарата, увольнение по второй ка тегории жа® «бывшего» и несколько меся цев безработицы. Раскрытие <шгаго-то не известного мне заговор , неожиданный арест. Черев дао недати выяснилось, что я тут не при чем, и я был освобожден с нра вом работать в любом учреждении. Я возбудил ходатайство о восстановле нии в избирательных нравах и оно было удовлетворено. Я понял, что это — акт до верия, которое я должен оправдать, и с удо вольствием принял предложение работать в Облплане, в сельскохозяйственном секторе. Как Вам известно, в Облплане я и рабо таю уже много лет, помогая по мере сил строить социализм, превращать нашу в прошлом отсталую область в передовую. Действительность и раньше волновала меня, революция звала тысячами голосов. Еще с детства привык я смотреть на мир широко раскрытыми глазами, но только за последний десяток лет впервые уви дел, понял, осознал, как беспредельны че ловеческие горизонты и какой убогой, слепой и приниженной бывает жизнь, по ка ее не поднимет революция. Работая в Облплане, я еще больше осознал и дру гое: что коммунисты рашрывают перед че ловечеством двери в такое сияющее бу дущее, какое не снилось и самым смелым мечтателям. Словно из гнилого черного подземелья, разорвав последние цепи, лю ди выходят в цветущий благоухающий сад, весь залитый солнцем. «Разрушите ли» — большевики строят и творят так, кш т отроил и не творил никто и ни- гда: от необ’ягного времени они отсе кают ничтожные «кусочки, называемые пя ти л е тк а» , и ооздают новые завода.!, фа брики, шахты, колхозы и -совхозы, же лезные дороги, целые большие города — с быстротой, какой не знал мир. В глуби нах морей и высотах атмосферы они чув ствуют себя легко и просто, и в тыся чах лабораторий седые профессора и бе зусые комсомольцы делают тысячи откры тий, обогащающих науку, а в самой ги гантской лаборатории, именуемой СССР, заново переделываются и природа и сами люди. Как старую грязную и тяжкую но шу сбрасывают они с себя социальный груз прошлого: безработицу, проституцию, эпидемии, войны... И мир светлеет и мо лодеет, и свежий ветер мировой весны уже носится над всеми странами. Об этом хочется говорите без конца, говорить не обычайными словами, а еще лучше — музыкой, но я не поэт и не музыкант. Энтузиазм социалистического труда за хватывает меня и хочется работать, засу чив рукава, работать без конца, — а сил уже мало. Вас, вероятно, уже утомило это громад ное и нескладное письмо, дорогая Татьяна Николаевна. Но уж дайте мне вволю побе седовать с Вами. Солнышко мое! Если бы сейчас держать Вашу руку в своей, гля деть в чудесные Ваши глаза и говорить... Слушайте же, я продолжаю... Знаете ли, когда и где я впервые по чувствовал радость коллективного труда, его здоровую и крепкую силу? В 1920-м году, летом, когда нас, заключенных в концентрационный лагерь, водили на разгрузку барж с дровами. Помню, стоя ли жаркие июльские дни. В трюме, куда мы спускались, было сумрачно и прият
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2