Сибирские огни, 1936, № 4

ГЛАВА СЕДЬМАЯ Письмо Неручева «Дорогая Татьяна Николаев®»! Послед­ ние болезненные припадки убеждают меня в том, что надежды на выздоровление нет. Па облегчение рассчитывать, повидимому, нельзя. Впереди одно: психиатрическая больница. И Нава разум мой ие ш т — по­ звольте побеседовать с Вами со всей пол­ нотой, искренностью. Я не умею говорить, я иногда теряюсь даже перед Вами и имен­ но поэтому прибегаю к письму. Оно будет длинно, как исповедь, — запаситесь тер­ пением. С чего начать? Мне жаль себя, жаль свой бедный разум, который только не­ давно увидел мир в ясном и трезвом све­ те. Теперь бы только жить и работать... И вот мне хочется оглянуться на весь пройденный путь и рассказать Вам обо всем. Еще гимназистом я зачитывался Не­ красовым, Чернышевским, Добролюбовым, мечтал о социализме. Но мечты эти ос­ тавались книжными, бездейственными. Для выхода на революционно© дело не- хватало ни мужества, ни четко отточенной мысли. А я был человек «редкий, каких было много, и к. революции относился, при­ мерно, так, ®а® е с т бы она происходила на сцене, а я сидел в зрительном зале и сочувственно, с энтузиазмом аплодировал. Осознать действительность зачастую ме­ шал мне гипноз красивых фраз и эффект­ ных патетических жестов. «Звездное не­ бо надо мною и нравственный закон во мне» — я когда-то трепетал от этих кан­ товских слов, мне долго казалось, что не может быть ничего благороднее их, — так законы экономики заслонялись для меня звездным небом. Питомец интеллигентной семьи, я почти презирал физический т(руд, рос и воспиты­ вался однобоко, смотрел на жизнь через призму излюбленных книг. Однако, будучи студентом-, все же рас­ пространял в 1905 году прокламации и от­ сидел за это три месяца в тюрьме. В по­ литику до окончания университета я боль­ ше не. вмешивался. Потом — год работы у адвоката. Потом война, мобилизация, военное училище, три года окопной жизни, два легких ранения и тяжелая контузия. Я был прапорщиком, затем подпору­ чиком. Впрочем, теперь в свете нового мо­ его сознания, я вижу, что суть . не в чи­ не подпоручика (это обстоятельство слу­ чайное и формальное, да и офицер я был никудышный), а в том, что я долго не мог И 'не умел подняться на высоту рево­ люционного кругозора. Я принадлежал ж. тем интеллигентам, которые много говорили и мало делали, а действительность треб&вааа дела, револю­ ционной борьбы. Мы видели народ, но не различали классов, за общекрестьяйскпм обликом не видели звериной морды кула­ чества, и восхищались, если фабрикант устраивал 'для рабочих хороший барак или дешевую столовую. Мы мечтали примирить овец с волками, хотели не уничтожения экснлоатацда, а лишь смягчения ее, и вместо того, чтобы драться на смерть с капиталистическим обществом, мы стара­ тельно штопали ©го дыры и починяли его. Мы были не холодны, не горячи, и эта мещанская, примиренческая, половинчатая политика бросила- многих из нас в стая контрреволюции. Подобных заблуждений история не прощает, она требует опреде­ ленного ответа, четкого и ясного выбора, ставит вопросы ребром и производит су­ ровый, но справедливый суд. Я очутился на фронте империалистиче­ ской войны. Что она дала мне кроме тяж ­ ких физических и моральных страда­ ний? Я никогда не был трусом, но и не понимал, как это можно восхвалять вой­ ну и рваться в бой неизвестно за что. За родину? Но разве была у нас родина? * Разве молено было сознательно п геройски драться за царскую Россию — нищую, пьяную, бесправную, скованную по ру­ кам и ногам? Я завидовал наивным людям, верившим в царя и отечество и действительно рвав­ шимся в бой задних, — с такою верой легче было переносить всякие фронтовые невзгоды. Мои мысли о войне были иные. Я недо­ статочно осознавал ее социальную и поли­ тическую подоплеку, но безмерная мер­ зость ее 'была мне ясна. Война — • это не только бои. Это воспаленные глаза, звери­ ные лица, безумно мятущиеся человече­ ские стада, это тиф, цынта, чахотка, горы трупов, массовый психоз и одичание. Кто- то вычислил, что если устроить похорон­ ную процессию из одних убитых этой вой­ ны, то линия гробов протянется на 14 ты­ сяч километров, расстояние от Парижа до Владивостока. А десятки миллионов изуве­ ченных,- осиротевших... Нет, если об этом