Сибирские огни, 1936, № 4

лышется, как палуба в 'бурю, валится те­ леграфный столб у окна, опрокидывается весь дар. Нельзя и читать — строки на­ лезают одна на другую, потом сливаются и дрожат, как марево. Нельзя и думать,— мысли 'спутываются в какие-то нелепые узлы, разрываются на клочки, запутыва­ ются снова. Остается лежать и слушать собствен­ ную 'боль. Она начинается обычно с за­ тылка, который медленно тяжелеет, будто наливается теплым «винцом. Потом сви­ нец делается горячим, он с шумом плавит­ ся и ^заливает виски, темя, всю гологу. Острыми, жалящими -струйками втекает в каждую извилину мозга — и не остает­ ся больше ни -одной неболезнениой точки. И невозможно повернуть -голову без кри­ ка. Мятеая подушка, словно набита гвоз­ дями, и кто-то вбивает такие же гвозди в череп. Повернешься на бок — и рас­ плавленный -свинец сливается в одну сто­ рону, он болтается в голове, как в непол­ ной чаше, нестерпимо обжитая. Надо ле­ жать неподвижно на за/гылке, до тех пор, п-ока затылок не онемеет, и закрыть гла­ за. Товда боль постепенно — через час, через два, чере-з три — уменьшается, спа­ дает, .словно вытекает ,по каплям. Но -эти часы кажутся бесконечными, и когда от­ крываешь глаза — не знаешь, прошло пойчаса" или полсуток. II холодный пот гу­ стой росой выступает на- обессиленном, из­ мученном теле. И тело охватывает без­ мерная, нечеловеческая усталость, — че­ ловека уже нет, леж ит . лишь его жалкая беспомощная оболочка, без крови, без сил, без нервов. И теперь уже все равно — жить или умереть, и если комната запы­ лает пламенем — он не пошевельнется и не крикнет, потому что все paiBBO... Проводит еще час пли два —и в опу­ стошенное тело тихо и ласково возвраща­ ется жизнь. Ах, как она хороша! Как чу­ десно розовеет под кожей кровь! Каким радостным трепетом полно сердце, — словно птица, вырвавшаяся из хищных лап! В соседнем доме раскрыты окна, там кто-то 'бойко разучивает на рояле гам­ мы — и они -звучат по новому, будто каждый звук радуется тому, что он (поя­ вился на -свет и хочет повторять себя и спорить с другими и они весело перебива­ ют друг друга, словно танцуют, взявшись за руки. Неручев смотрит на улицу, -видит небо, зеленый палисадник., мокрые тротуары и маленькие зеркальные лужицы. Разве был дождь? а он и не заметил... Вон прошел почтальон. Сколько в его -сумке радостей, горя, трогательных забот и бытовой шелу­ хи! Вон идет под руку молодая пара: в ру­ ках юноши пачка книг, он заботливо на­ клонился к девушке и помогает ей обхо­ дить лужп, а она 'сеется , крепче прижи­ мается к нему и взглядывает на него сни­ зу вверх благодарно и нежно. О, милые, если бы они шли так всю жизнь! Неру­ чев долго глядит им вслед. Но радует ие одна эта пара. А и голоса ребятишек, -пу­ скающих в. .туже кораблики, и мощный грохот самолета над домом, и тонкий залах прибитой дождем пыли и цветущих ака­ ций! И солнечный луч на книжной полке, точно читающий надписи на корешках, под которыми столько мудрых мыслей, прекрас­ нейших образов и картин. Теперь можно приподняться, можно даже сесть, опираясь на подушку и читать. Не трудно и пройти два шага до долок, вы­ брать книгу. Там — Пушкин, Тютчев, Блок, «Фауст», «Так говорит Заратустра». Ниже — Тургенев, Достоевский, Чехов, Ибсен, Рабиндранат Тагор. Тутиже «Комму­ нистический манифест», несколько ленин­ ских брошюр и «Вопросы ленинизма». II еще — старая общая тетрадь с потрескав­ шейся клеенчатой обложкой, — сюда он почти с юности записывал отдельные мыс­ ли из прочитанных 'книг, особенно полю­ бившиеся ему или чем-либо поразившие. С этой тетрадью он не расставался, она странствовала с ним и по фронтам -импе­ риалистической войны и по фронтам граж­ данской, мокла под дождями и сохла у костра... Обложка на ней едва держалась, часть 'страниц порыжела, часть смылась. И все же каждый раз он брал ее в руки с неостывающим вниманием и перечитывал снова и снова. Эти записи были как бы этапами его собственных чувств и мыслей, он смотрелся в них, как в зеркало, отра­ жавшее то, что волиовало его десять лет назад или позавчера или сегодня. Читая, он одни страницы пробрасывал, другие прочитывал по несколько раз; он рылся в этой маленькой сокровищнице чужих мыс­ лей, как -богатый скряга, сладострастно перебирающий жадными пальцами золотые монеты. И в этот раз он читал, перечитывая одни страницы, равнодушно пробрасывая другие и горько усмехаясь над третьими. Одни еще хранили свою теплоту и силу,