Сибирские огни, 1936, № 4
нелеп», но оно меня оскорбляет и я могу ответить ид него только презрением. Вели бы ты видел расцвет советского хозяй ства, науки, йшуоствз, наш урожай мо лодых талантов, такого не знала ни одна страна! (Впрочем, ты, пожалуй,,1и тогда бы остался ко всему этому слеп га глух, — ведь и у нас в Союзе еще иногда встре чаются такие глухонемые. Нет, Виктор, я убедилась, что мы с тобой совсем разные люди и нас навсегда разделяют не только государственные 'границы, но и неприми римость нангих взглядов. Никаких общих точек соприкосновения у нас нет и разго варивать нам в 'сущности! не о чем»... Татьяна Николаевна остановилась. Бы ло исписано уже два листка, письмо по казалось слишком длинным. Нет, надо не так, надо определеннее и короче. Со всем прошлым покончено раз и навсегда, в остается поставить точку. Она изорвала исписанные листки. Смеш но этого человека в чем-то убеждать... Она взяла, .новый листок, чтобы ограни читься несколькими строчками и торопли во написала: — «Виктор! Говорить нам не о чем,— вы для меня больше не существуете. Ре волюция открыла мне глаза, на мир. Я счастлива. Счастлива и за себя и за свою советскую родину»... Нет! Что ему родина! ®м, действитель но, не о чем говорить. Довольно. Конец. Не нужно никакого ответа. Татьяна Николаевна разорвала на мел кие клочки и его письмо и свои строки, •сложила все это в пепельницу и подо жгла. Минута синеватого огня, дым и пепел... И облегченный вздох человека, навсегда сбросившего с себя незримую тяжесть... ...Она не слышала, как в ®оянату во шел Сергей Петрович: — Т'анюша, ты еще не спишь? Она удивилась. Разве уже так поздно? взглянула на часы: четверть второго! Гвоздев погладил ее по голове, поцело вал пробор: — Устал сегодня, как никогда. Ужасно возмутил меня Левберг. Понимаешь, Таню- ша... Нужна была маленькая его кон сультация насчет <сюотното двора для боль ничного городка. Ну, приехал, побеседова ли по делу... а потом он с обычной сво- ,ей усмешечкой спрашивает: «Скажите, Сертей Петрович, вы больше меня пони маете в подобных делах... Никак не могу уяснить, почему вокруг челюскинцев та кой шум и за что их собираются чество вать». — Чего же, говорю, тут непонят ного, все как 'будто! ясно. — А для меня, говорит, неясно. Дальше он бормотал что- то насчет ответственности, но я уж*не мог 'спокойно слушать. Оборвал его и вы шел из комнаты. - Я очень хотел бы, Та- нюша, чтобы он у нас больше не бывал. Ты не возражаешь? —• Нисколько. Он мне давно несимпа тичен. —* Вот и прекрасно. А вечером было бурное заседание постройкойа... И тут но вая неприятность. Выявили рвачество, зло употребления с материалами. Завтра при дется беседовать с прокурором. Татьяна Николаевна встревожилась: — Не надо было, Сергей, брать на себя наблюдения за стройкой. — Да ничего страшного пока нет. Рва чи и жулика еще водятся... Завтра же их выбросим, и 'впредь станем более бдительны. Вот и все. Но важно, Танюша, что через й&далю уже открываем детский корпус. Сегодня я его принимал. Какая красота, сколько света, воздуха, солнца! Обязательно с’езди посмотреть. Ведь это плоды и моей работы. Лицо его было бледно. Ей даже пока залось, что он за эти дни похудел и при бавилась седина на висках. Но глаза по блескивали победой, гордостью. Он улыб нулся и дружески потрепал ее по плечу. ГЛАВА ПЯТАЯ Лия Гейман каждое утро неизменно вы полняла свой маленький, интимный обы чай: проснувшись, ощупью брала с .ноч ного столика заветный золотой медальон, в котором хранился крошечный локон сы на, и сквозь стекло трижды целовала доро гие волосы. —1 Здравствуй, Боренька, — шептала она, — здравствуй, мое оолнышко. Она прижимала медальон к щеке и так лежала несколько минут, и ови казались ей прекрасными, они утоляли тоску. Но за последние дни она делала это как-то поспешно, словно это был лишь формальный обряд. И! только почему-то сейчас, подходя к лаборатории Толоконни- кова, она исполнила об этом и ей стало нехорошо, как будто ее уличили в измене самой себе. Она даже замедлила шаги и мысленно сказала: «Боренька, прости ме
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2