Сибирские огни, 1936, № 4

30 Ш11Ш11111!1111111111!111111111111111111111!'1Я11!Я.... Г. ВЯТКИН — Л ш е , всекгаки, разрешите выпить за мой узенький, — шутил Толоконни- к-ов. — И позвольте раз’ямгить, Татьяна Николаевна, что ощ вовсе ие так узок. За вас (— зи аю т , и за музыку, и за| искус­ ство. За лабораторию — значит за на­ уку. А за вино, сыр и варенье — • значит за изобилие плодов земных. Согласитесь же, друзья мои, что и мои горизонт не так уж ограничен. Вое равно лучше этих пяти об’екго® ничего я е выдумаешь. —• А наш больничный городок! — ® тон гостю спросил Гвоздев. —• Каюсь, позабыл-е, ;—• балагурил 'Го- локонниюов. — >Но за больничный городок надо выпить специально по особому зака­ зу, -как выражается наш почтенный глав­ бух... или человек-арифмометр, с -"40 -лет­ ним стажем. Вы, золотко, с ,ним, кажется, еще не познакомились? Занятный он дя- деныса, между прочим. На-днях заходит ко мне и говорит: знаете, Василий Васильич, я должно быть я а цифрах ювихиусь. Не­ даром 40 лет вычислениями занимаюсь. Вот вчера, говорит, иду после вечерних занятий домой, взглянул я а небо, а там молодой месяц. Я остановился, прищурил­ ся, гляжу: на него и сообраясаю: насколь­ ко же процентов он светит. И высчитал, что ориентировочно на восемь целых пять десятых. Прихожу домой и говорю жене: лупа светит сегодня я а 8 г/ 2 процентов. Она, говорит, 'сделала большие глаза, обоаэа- ла меня нехорошим 'словам и кричит: ты скоро совсем спятишь, ты еще попробуй любовь н а проценты подсчитать. А что ж, мод, и подсчитаю, коли надо, ничего тут особенного нет. Лег, говорит, спать, а сам в уме прпкидьшшо, на сколько же еще процентов жену люблю, если первые меся­ цы женитьбы взять за сто. Прикидывал, прикидывал: скандал выходит, 'больше де­ сятка! никак не наберется... Хе-хе-хе... Шутки и балагурство продолжались. Неручев слушал, старался улыбаться, а внутри его вновь возникало старое ощуще­ ние отчужденности и одиночества, и с за­ тылка наростала с-толь горестно знакомая головная ‘боль. Через полчаса он уже не мог спокойно выносить боли, попрощался и, втянув голову в плечи, вышел. Бывали периоды—-неделя, две п три— когда головные боли не беспокоили, Неру­ чев чувствовал себя прекрасно, и тяга к жизни, парализовавшаяся болезнью, под­ нималась с новой силой: Тогда ему хоте­ лось людей, шума, движения, работы... Последний раз так было в марте, когда город тонул в солнечном блеске, а с полей и с реки долетал острый снежный холо­ док. 'Откуда-то издалека так явственно приближалась весна — легкая, крылатая: 'приолушЕшся и услышишь тонкий звон ее незримых крыльев. И в широких улицах, и в узких переулках — толчея, грохот первых телег по корявой рыжей дороге, и весело журчащие ручьи, и весенний ноздре­ ватый снег, смешной и глупый, будто сго­ рающий 'со -стыда. И потные лошади, от ко­ торых идет пар, и сумасшедшие воробьи. © эти дни он любил ходить к реке, к 'затону: веселый 'ремонт кипел там. У па­ роходов и барж, еще скованных льдом, суетились рабочие — стучали, пилили, строгали. Золотая пена смолистых стружек лилась из-под рук плотников. Дружно и дробно прыгали по гайкам молотки, шипе­ ли и пыхтели меха, раздувая огонь, и, казалось, уже расправляют соколиную грудь пароходы — навстречу волнам, Петрам, полевой шири... Потом — почти весь апрель — припад­ ки повторялись чаще, становились все му­ чительнее, особенно после какого-либо волнения. А ,волновался он даже из-эа пу­ стяков. Фраза Левберга «с вами, конечно, не енасно» не давала ему покоя. В первый момент она его -взбесила-, а затем он трезво констатировал: «меряет всех на свой ар­ шин, негодяй» и решил махнуть рукой. Однако я а другую же ночь, во время1 бес­ сонницы она к нему вернулась. «Левбергу со мной не опасно... Разве это пустяк? Обидная, ад пустая фраза? Разве он осме­ лился бы произнести такую фразу по ад­ ресу хотя бы облплаяовскаго 'комсомоль­ ца Брюшкова... Конечно, нет. А Неручеву ее можно бросить даже так, между про­ чим, вскользь, как нечто совершенно есте­ ственное, само собою разумеющееся». И чем больше раздумывал Борис Кон­ стантинович над беглой репликой Левоар- га, тем глубже раскрывалось ее значение, ее постыдный и горький смысл. И Неручев со всей внутренней беспощадностью убеж­ дался в том, 'что этот неприятный челочек в сущности прав, и обижаться гут нече­ го. Да, надо признать, что эго так. И го только потому, что Неручев — бы вш и офицер, — не в этом главное. А в том,