Сибирские огни, 1936, № 4
24 Г. вяткин железной решимости выйти из этих труд ностей на светлую и ясную дорогу. Даже погибая, они зпааги только одно слово «вперед» и поднимали на руки детей и показывали им туда, где белели (просветы и зажигались зовущие огни. Татьяна Николаевна ие думала о воз вращении назад, ж старому миру, который был теперь уже наполовину разрушен. Весь разворошенный и зияющий бесчисленными гнойниками и язвами, он стал ей ненави стен. Та® когда-то ® детстве она долго и бережмо хранила большой золоченый орех, данный ей с елки мамой; но однажды орех раздавили, и «на брезгливо увидела внутри пустоту, пыль и плесень... Ту же пустоту, пыль и плесень видела она те перь в старом мире, и не столько умом, столько чувством навсегда поняла его без надежность и обреченность. С каждым но вым годом убеждалась она в том, что пра вы именно большевики, единственные в мире люди, (революционные до конца, сплоченные как никогда и никто, пламе неющие волей к победе. Когда теперь она оглядывалась на недавнее прошлое', ей бы ло уже дико 'Вспоминать о них как о сти хийной массе разрушителей, — стыд зали вал лицо, словно упустила самое главное, самое основное, не сумела понять простых и великих истин, доступных самым обык новенным людям. Да и само понятие о культуре и культурности у нее теперь рез ко менялось: 'блестящая шелуха осыпа лась с того, что считалось до сих пор культурой, и обнажалась труха и гниль и предельное лицемерие, продажность, приспособленчество. Слово «интеллиген ция», которым она раньше гордилась, ко торое победно ттремело о науке, технике, литературе и искусстве, обо всем матери альном и духовном богатстве, созданном человечеством, ныне зачастую звучало тускло и фальшиво. Она оживляла в во ображении десятки врачей, инженеров, аг рономов, учителей, научных работников, с которыми была знакома давно н хорошо, и на ряду с героями, идеалистами, беззавет ными тружениками сколько среди них бы ло тупых, мелочных, трусливых, бездар ных, 'нищих духом мещан. А их жены, большинство которых совсем не знали де ла своих мужей и не интересовались им, мало думали и мало читали и очень мно го хвастали, ссорились, сплетничали. 4 их братцы и сестрицы, тетушки и дядюшки, многочисленное и скучное племя родствен ников, назойливых и жадных скопидомов,, мешавших работать, облеплявших, как му хи, каждую светлую голову. С тем большим вниманием приглядыва лась Татьяна Николаевна к ростка® новой культуры, появлению новых пролетарсгах работников умственного труда. За. внешней их грубоватостью, подчас излишней само уверенностью,— училась различать внут реннюю стойкость и силу, огромную рабо тоспособность, горячую жажду знаний, а главное — полную свободу от всяческих предрассудков и ржавчины прошлого, чем так болела старая интеллигенция. Вставал ■свежий, мощный слой людей, приносив ших с полей и от станков зоркий взгляд подлинных хозяев мира, впервые остро по чувствовавших, какой щедрой и богатой' может быть жизнь, еслй ее перестроить вот так, как она перестраивается сейчас.. Раньше равнодушная к газетам, Татья на Николаевна с жадностью раскрывала, теперь каждый свежий номер. И каждый номер товорил о новых достижениях, от крытиях, богатствах. Земля словно сама- открывала этим мужественным и настой чивым людям свои сокровища: там выпи рал на поверхность антрацит, в другом месте находили цинк, серебро, медь, в- третьем чуть не каждую неделю появля лись на. свет гигантские самородки золота, в четвертом новыми фонтанами прорыва лась густая жирная нефть. Или еще так: советские археологи осторожно закладыва ли в жаркой туркменской земле разведоч ные лгурфы с деревянной крепью, и из- под земли медленно вырастал перед ними древнейший забытый город, могущественная Несса, столица парфянского государства, когда-то занимавшая второе место в мире. Иногда Татьяна Николаевна выступала, как пианистка, в рабочих клубах — ак компанировала, играла и почти каждый раз уходила удовлетворенная, приподнято- взволнованная: хорошо слушала рабочая публика музыку и пение,— -должно быть, им хотелось слушать так, как в жаркий день хочется нить. И опять-она узнавала в этом неутолимую жажду лучшего, что веками отгораживалось от трудящихся и о чем они глубоко и смутно тосковали, прибегая к гармошке, к песне, похожей на. стон. Они еще многого не понимаю, но жадно раскрытые глаза просили настояще го хлеба искусства, а не его суррогатов^ Своеобразно и наивно было подчас вое-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2