Сибирские огни, 1936, № 4

Мать рано перестала ‘играть, — ее по­ хоронили, когда девочке не было и десяти лет. Таня хорошо полнит чао возвращения с пох-орои. Были вот такие же мягкие ■пепельные -сумерки. Как пусто показалось в доме! Как горестно и одиноко! Опа взглянула па пианино, около вето еще стояли й высокой вазе левкои, любимые мамины цветы, — несмело открыла крыш­ ку и заиграла. Ла минуту почудилось, — мама сидит рядом и -слушает. Таня-играла траурный марш Шопена, — ту часть, ко­ торую успела выучить. Играла без нот, низко кжлонясь над клавиатурой, забыв обо всем на свете, роняя етезы на руки, на клавиши. Впервые она сама, без'мате­ ри, неожиданно для самой себя исторгла из покорного инструмента такие сильные, страстные и трепещущие звуки я словно поднялась на них над той 'бездной, к кото­ рой еа раньше подводила мать. Но душев­ ное напряжение оборвалось припадком: она упала без -сознания, а когда очнулась — отец держал ее на коленях, целовал и по­ вторял: «Детка моя, солнышко мое»... и протягивал чашку с водой, от которой пахло валерианкой. Дальше — гимназия, где отец служил инспектором, музыкальное училище и меч­ ты о консерватории. Шумный успех на ученических и благотворительных концер­ тах — и встреча с Виктором Ренц. Зна­ менитый молодой пианист, провожая с кон- дертов, целовал ее. -И что она могла ему сказать? Был он нежен, красив, неотступ­ ные жаркие его глаза преследовали ее. Потом унижение, страсть, 'бред, тяжелый аборт, муки ревности и безнадежного оди­ ночества. Казалось, весь мир сосредоточился и этом дорогом и страшном человеке, и ни­ чего 'больше не существует. Какой-то ту­ пик, плен, глухие непроницаемые стены, з а которыми все равно ничего нет. II вдруг — стены дрогнули, заколебались, рухнули. Нет больше плена, тупика, нет -одиночества. Мощный прибой голосов, красные знамена, музыка и песни, песни! Необ’ятная страна забурлила и заклокота­ ла. Как раздвинулись дали! Как широк и тревожно-радостен стал мир! Но через несколько месяцев Виктор Ренц морщится: «Страной завладели ха­ мы!» Он уезжает за границу, и сердце за­ крывается для него. Зато оно открылось потом всему миру... Она видела теперь много необычного, и порою оно ее потрясало. Она не забудет дней, когда престарелая неграмотная Михеевна, которая доила у них 40 лет, -стала водить заскорузлым пальцем по -букварю и, насупив седые брови, упорно повторяла: «Мы не ра-бы, pa-бы не мы», а потом, плача от радости, сама, собственными руками впервые писа­ ла письмо сыну: «На старости свет уви­ дела, в ликпункте читат писат выучилась. И, глядя на нее, думалось: это не Михеев­ на, это вся тысячелетняя Русь свет увиде­ ла. ...Потом пришла -сдержанная и глубокая любовь Сергея Петровича, оорокалетнего талантливого хирурга. Их не смутила поч­ ти 20-летняя разница в возрасте, и брак был заключен, но о консерватории уже не мечталось. Да и время пришло суровое: гражданская война, разруха, эпидемии, смерть отца, гибель близких. Из гимнази­ ческих подруг только -одна Лил Гейман одолела высшую учебу — медицинский институт, но и у нее жизнь надломилась: муж — красный командир — пропал в боях без вести, ребенка убили погромщи­ ки. И — странное дело — сидя ино-гда вот так .вечером за пианино, Татьяна Никола- евна забывала обо всем своем личном и воспринимала эти последние полтора де­ сятка лет, как могучую симфонию с тор­ жественным и величественным финалом. О, эти годы рождения нового мира, годы оглушающих гроз п -свежего ветра, кото­ рый врывался в каждый дом, в каждую комнату, в каждого человека. Татьяна 'Николаевна, -как и ее близкие, была сна­ чала далека от ‘революции, — необуздан­ ной 'вольнолюбивой массой, разрушающей все старое, представлялись ей большевики. Она почти физически чувствовала их си­ лу, нараставшую с каждым днем, и с тоской думала о том, как эта сила разда­ вит ее хрупкий тонкий мир, словно весь заключенный в прозрачной хрустальной вазе. Страна шла вперед, преодолевая лише­ ния и трудности. Необычные требовались силы, чтобы преодолеть все это. Но впереди шли большевики, —- старые, закаленные тюрьмой и каторгой, и моло­ дые, ничего не боявшиеся, шли тысячи и десятки тысяч рабочих и крестьянская бед­ нота, и все они были неумолимы в своей