Сибирские огни, 1936, № 4

Маршева не ответила. Должно быть, опять думала о своем. Было два часа ночи, когда она встала и пожала хозяйке руку: — Заходите ко мне, товарищ Геймая, третий дом за углом налево. — Спасибо. Как-нибудь зайду. — Буду рада. У вешалки с брезентовых плащей натек­ ла делая лужица. Маршева не .стала наде­ вать свой плащ в рукава, набросила его на плечи, .кивнула головой и вышла в се­ ни. Лия откинула крючок и распахнула дверь. Дождь перестал, ветер стих. Словно омытые дождем, сверкали па небе золотые россыпи звезд. Из окна на дорогу косым четырехугольником падал свет. Пахло влажной землею, нежнейшим и горьким ароматом набухших древесных почек, вот- вот готовых раскрыться. Какая-то птичка, преждевременно проснувшись, попискива­ ла в палисаднике, точно пробовала голос. И, звеня, падали с крыш последние капли. — Как хорошо! — воскликнула обе женщины и остановились, замеряя. Глубокая предрассветная тишина обняла их, как сестер. Несколько минут стояли молча, не шевелясь. Потом Маршева сде­ лала шаг вперед и нерешительно 'спусти­ лась на первую ступеньку /крыльца. От­ сюда, не поворачивая головы, она дотро­ нулась до руки Лии и спросила неожи­ данно: — Окажите... если у меня... когда- нибудь будет ребенок... на пем не отра­ зится все то, о чем я вам сегодня ока­ зала?.. Лия на момент растерялась. Она не мог­ ла сразу дать уверенного ответа — тут нужен авторитетный голос врачей-специа- листов, да и те потребовали бы сначала подробного анамнеза, осмотра, анализов... Ответить же отрицательно Лия тоже не могла, это было бы тяжелым ударом... — Думаю, что не отразится, •—- спо­ койно сказала она. И поспешно прибави­ ла: — Вы вообще выглядите молодцом, Еле­ на Васильевна. Думаю, что все будет хо­ рошо. Но лучше, конечно, обратиться к специалистам. Боясь, что последняя фраза прозвучала нехорошо, жестко, она хотела раз’яснить, посоветовать... но Маршева уже отошла от крыльца и, опустив голову, переходила до­ рогу. ГЛАВА ТРЕТЬЯ В сумерках Татьяна Николаевна зада­ лась за пианино, — ,это стало почти при­ вычкой. Играла без нот — поднималась, в родную 'стихию звуков я мелодий, как птица в вдздух. И тогда ее лицо .станови­ лось настоящим. Человеческое лицо не всегда бывает настоящим, часто застывает на нем тяжелая печать горечи, неверия, озлобленности, унижения. Это было хорошее спокойное лицо жен­ щины, которой за тридцать, — легкой, еще не отяжелевшей, — нечто светлое, девическое проглядывало в ее фигуре, дви­ жениях. Бледное, матовое лицо в рамке темнокаштановых волос. Гладкая прическа с милым прямым полудетским пробором. Четкий я мягкий профиль камеи, и боль­ шие темнокарие, с золотыми точками гла­ за. Они искрились нежностью, сияли те­ плотой, — казались праздничными и от длинных ресшщ — крылатыми. В сумер­ ках, когда она отдавалась музыке, лицо было еще feeAHee, прозрачнее и 'словно све­ тилось... Музыка захватывала ее всю, волнова­ ла. Еще в детстве, учась играть сама или прильнув к матери и смотря, как мель­ кают ее .пальцы по черным и белым кла­ вишам, жадно ловила •быстро-менявшиеся звуки? и— в детской фантазии— они пред­ ставлялись ей то певучими струйками лес­ ного ручья, то пыишнзвенящим фонтаном, мечущим алмазные веера брызг, то зеле­ ной лужайвой, над которой звенят птицы. Иногда неожиданно обрушивался гулкий гром нижних октав, — Таня даже вздра­ гивала, — ■и лилась иная мелодия: звуки сталкивались, напряженно (боролись, кри­ чали, мучительно обрывались я наросталя снова и снова, .захлестывая и крутясь как буря. Эту музыку человеческих страстей, мучений и дерзаний Таня поняла позднее. Тогда, двадцать с лишним лет назад, играя эта вещи, мать словно подводила ее к са­ мому краю глубокой и величественной бездны и ;без 'слов —•. одними ввуками — говорила: «Дитя мое, жизнь может быть безмерно тяжела, полна страданий и горе­ чи, незабываемых обид, но и в самых страданиях своих она бывает прекрасной». Тогда Таня не понимала этого и лишь смутно чувствовала, что музыка не заба­ ва, я нередко впдела, как, кончив пьесу, мать старалась сдержать нахлынувшие сле­ зы не то радости, не то боли.