Сибирские огни, 1936, № 4

на кофейнике, на чайных лотках. Гро хотала в открытую форточку мостовая, прохладный ветер нерешительно колыхал кисею штор. С недалекого вокзала доноси лись гуики паровозов, будто авали, торо пили. — Напрасно не берешь мой плед, — ворчала Татьяна Н-ижолаевна, отходя ст телефона, — на погоду, сама' знаешь, рас считывать нельзя... Тебя приходится уго варивать, как 'маленькую. —• Пожалуйста, не уговаривай. Плед мне не нужен. ,Вот 'калоши немного про текают, во думаю, что там куплю. Лия встала, отодвинула чашку, стрях нула с ладони крошки. — Вечером буду на новом месте. Так давно не выезжала из города, что даже странно. И консультацию свою жаль. Ах, да... чуть не забыла. Татьяна, милая,. по звони, пожалуйста, завтра или послезав тра Протасовой, «проси, как у Малыше вой ребенок... ужасно жаль, такой чудес ный мальчишка — и менингит... II на пиши мне. — Ладно, и позвоню, и напишу. Ду маю, что и ты мне» п а р у . открыток при шлешь, — как устроилась, как работа. Хорошо? Лия кивнула головой. Веселая рыжеволосая домработница, на ходу подвязывал шаль, быстро подняла чемодан — «у, да он совсем не тяже лый!» — и открыла дверь на лестницу. Подруги дважды поцеловались. — >Поцелуй, Таня, Сергея Петровича. Кланяйся Неручеву, скажи, чтоб не хан дрил... Скажи, что ты немножечко его любить. Ну, конечно, не так, как когда- то Виктора... — Лия, не болтай вздор. * — Неручев не герой романа? Да, по жалуй. Но, право, мне его жаль. Он очень несчастен... — А ты уж 'слишком сердобольна-. Они вышли на лестницу. Феня была уже внизу и оттуда кри чала: — Лия Борисовна, ремни больно пло хо затянули. Болтается чемодан-то, как неприкаянный. Хлопнула дверь, под’езда, волна свежего воздуха поднялась на. лестницу. Татьяна Николаевна вернулась в сто ловую. Вот она и одна, на целый месяц. Ти шина, солнечные блики на столе. Осты вающее кофе... Вошла в опустевшую ком нату Лии. Здесь, как всегда, чистота, по рядок, свежесть. Поправила на кровати по догнувшийся угол 'белого одеяла, подняла с полу шпильку. Как незаметно привыка ем мы к людям, вещам! Живешь с чело веком рядом, подчас его даже не замеча ешь, а уехал он и словно оторвал части цу твоего сердца, % о может быть тяже лее одиночества? О, если бы иметь ребен ка, девочку, сидеть с ней у рояля! Но это не 'суждено... Не надо об этом... Она вернулась к мыслям о Лие. Уже двадцать лет связывает их дружба, с гим назической скамьи. Годы войны и резо люции разрывали эту дружбу порою на долго, во тем радоствее потом были сви дания, дольше и задушевнее ночные раз говоры. Много было вместе передумано, пережито. Иногда казалось: они — се стры, по возрасту, по мыслям и чувства/м, по привычке понимать друг друга с полу слова. Они могли жить в разных местах, не видеться, не переписываться, во не проходило <ц нескольких дней без того, чтобы одна не вспоминала другую. И ко гда Татьяна Николаевна видела на лице у Лии слезен — она знала, что причина их почти всегда одна и та же, но не на ходила слов, которыми можно было бы утешить, успокоить. И тогда обе мол чали. I Зачем Лия напомнила о Викторе? Тя желая, горькая муть поднялась откуда-то, тяжело подступила к горлу... ...Татьяна Николаевна вернулась в сто ловую, взглянула на календарь. Сегодня 13-ое, днем три урока, вечером репети ция в клубе научных работников, придет ся аккомпанировать. Надо еще найти «Марш Вакочи» — куда он 'затерялся?— и выгладить белую шелковую 'блузку. Она достала и з шкафа электрический утюг и 'металлическую подставку, вклю чила ток. От утюга шло тепло, оно ла скало руки. Солнечные лучи словно ра скалывались о белый металл, остро дро бились. Татьяна Николаевна жмурилась. Когда вернется с вокзала Феня, надо спросить, в какой Лия села вагон, чистый ли, и каковы соседа. Во над всеми мыслями поднималась на этот раз одна — о музыкальной шко ле. Это было давнее и горячее жела ние — создать в молодом городе музы кальную школу. Татьяна Николаевна все