Сибирские огни, 1936, № 2
НАСТОЯЩАЯ ДОРОГА — Я сказал бы так: вечером идешь домой радостный и помолодевший. Только поверят ли этому? Всякий может поду мать:— «Ну, значит не наработался, не устал». А уж какое тут «не наработал ся»?! Ведь сегодня мы, шутка сказать, дали триста сорок процентов. Даром они не даются — надо поработать. Но пото му, что мы дали триста сорок, — пото му-то и радостно потому-то и про уста лость забудешь... — Да, какая все-таки жизнь теперь... Не простая. Николай Николаевич замолкает, должно быть, подыскивая слово, которым можно ■бы определить нашу жизнь. Но, помолчав минуту, он повторяет: — Не простая. А ведь как будто нее просто: приходи утром на работу, делай то , что приказано. Теши балки, настилай полы, делай обрешетку. Но ведь сегодня вот я опять сказал прорабу: «Лес идет плохой, сырой. Болотистый лес. Разве это лес— пихта?».. — А я лес душой чувствую, не то, что топором. Лесовой ведь я. У нас в Во логодской губернии леса богатые. — Кабы все просто, — зачем бы мне об этом лесе разговаривать? Какой да ют, — такой и клади. Вот и пословица есть: «Нам хоть пень колотить, — лишь бы день проводить»... — Эх, леса вологодские!.. Вот такой бы лес в эти хорошие дома. От него запах один и тот дорог, не то, что прочность да красота! — Да, о лесах родных тосковать мне не раз случалось. Правда, по разному... Впервые Николай Николаевич Зверев тосковал о родных лесах двадцать лет на зад. Впервые тогда оказался он далеко от своей деревни, от лесов вологодских. Все произошло быстро, как в сказке. Осенью 1914 года по цареву указу забрили его в солдаты. Поплакала мать... Пошумели пьяные товарищи. Повезли... Отвели место на нарах в казарме, дали винтовку, ста ли учить. А какое уж там ученье!.. Не успели как следует узнать где право, где лево. Через семнадцать дней посадили в теплушки и повезли на фронт. Вот уже и готовы — «солдаты — молодцы-ребя- та», «герои», «защитники родины», «чу до-богатыри»... А «герои» даже затвора ра зобрать и собрать не умели. . .. Сколько может вынести человек! Сколько выходил Николай Николаевич по полям, лесам и болотам. Сколько высидел в грязных и мокрых окопах. А ведь вот — остался жив. Одна шальная пуля оторвала половину большого пальца пра вой руки, другая царапнула бок. Ну, а раз не убит и не искалечен, то подремон тируют и снова иди, «солдат-герой», ря довой сто пятидесятого Таманского полка, воюй, защищай родину, жди новой пули. А умеешь ли стрелять? А знаешь ли ты, как затвор разобрать? А знаешь ли — за что воюешь? — об этом никто не спросит, этим никто не интересуется. Произошла революция, и в 18 году сол дат Зверев очутился дома, в родных воло годских лесах. Он включается в артель лесорубов, которая рубит лес и сплавля ет его по Северной Двине в Архангельск. Семь лет проработал Зверев в артели, много лесу сплавил по веселой реке. Ку да, зачем? — об этом он знал очень мало. — Слышали ведь такую пословицу: — «Живем в лесу, молимся колесу». Что я тогда знал? Вот теперь я вижу — сколь ко нам надо хорошего лесу. Строим!.. Ка кие цеха уже выросли: громады! В двух уже машины скоро устанавливать будут.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2