Сибирские огни, 1936, № 2
лошади. Всадник даже не замечал этого. Не чувствовал, что вода пробралась за во ротник. Он думал, о том, как приедет сей час домой и как встретит его Ефросинья Николаевна. — Похуже, чем в тот раз. Иван Григорьевич хорошо помнил «тот раз»... Ефросинья Николаевна хлопнула дверью, сердито сбросила крючек и сразу повернулась спиной. Остановившись в кухне у порога, он медленнее чем всегда, расстегнул припухшими пальцами жест кий, скоробившийся плащ. С плаща по текла вода и закапала на пол подчеркну то громко. От этого в кухне стало сыро и неуютно, как в будке старого Акимыча. Ефросинья Николаевна молча, пе глядя на мужа, выбросила из сундука на табу ретку белье, полотенце, брюки... Так же молча загремела по столу посудой. — Ты чего молчишь-то? Злишься, что ли? — спросил, наконец, Иван Григорье вич. — Нет, не злюсь, — передразнила же- па. — Совсем даже напротив. Ужасно, как рада! Еще не рассвело, а ты уже домой явился. — Фу ты, ясное море! Я ж тебе с ут ра говорил. Шахта же! — Шахта, шахта! Что ты мне своей шахтой пуговицы на голове крутишь? Де- ревягин тоже на шахте. Однако, у него и для семьи время находится. Одному тебе некогда. Туда же, начальник! Зав стара тельскими работами! Достараешься ты у меня! Где обедал сегодня? — В столовке. — Домой некогда было заглянуть? — Так ты сама подумай, Фрося: пол- чаеа сюда, полчаса отсюда. — Вот-вот-вот! Полчаса сюда, полчаса отсюда. Ефросинья Николаевна перестала гре меть . посудой, повернулась к мужу, резко бросив на бедра крепкие ладони. На ее круглом, словно по циркулю скроенном ли пе остались только темные глаза, густые тени под красивыми ресницами да тонкие, ч у т ь надломленные посредине брови. — Заведующий, а второй год квартиры получить не можешь! Иван Григорьевич тяжело повернулся в седла и дернул Серко направо. — Сам Еиноват, старый дурак! И ка кой чорт копнул меня говорить? Теперь вот сидит, ждет с пельменями... В шкафу обязательно графинчик для такого случая припрятан. На радостях. А я ее обрадую... Ивану Григорьевичу стало совсем не по себе. Он медленно об’ехал шахту, повер нул к Гремячему ключу. Потом снова к шахте. Серко растерянно топтался на зпа- комых тропах, впервые в своей жизни перестав понимать хозяина. Когда внизу, в лощипах, совсем уже стемнело, дождь перестал и откуда-то из далека вдруг высунулось солнце. Перед глазами Ивана Григорьевича из облачных сумерек па минуту вырвалась спокойная и величественная, будто вылитая из брон зы, голова Шайтан-горы. Но на этот раз опа его только смутила. Оп мысленно повторил весь свой утренний разговор с Моисеепко и не сумел успоко иться. Конечно, они с Костей правы. По п жена будет права. Иван Григорьевич хо рошо знает, как опа целыми днями возит ся в тесной комнатушке, громоздя друг на друга чашки, тарелки, кастрюли. Утром чай, днем обед, вечером ужин. Потом ре бята... — Надо и в ее положение входить то же. Нет, Костя! — погрозил Иван Гри горьевич пальцем. — Не так это просто, как кажется. Я-то свою жепу знаю! Зря ты говоришь. Забочусь об пей мало, — вот это факт. У нее толсе свой круг инте ресов. И это чувствовать надо. А может быть... Постой, Серко. Не торопись! А мо жет быть... По тальнику снова зачастил надоедли вый нудный дождь. Иван Григорьевич без надежно махнул рукой и повернул Серко к дому. Лошадь понимающе махнула гри вой и перешла на рысь. В дверь Иван Григорьевич постучал не решительно и почти неслышно. Еще не решительнее переступил порог. Выходило все так, как оп предполагал. Плащ неук люже топорщился и шумел. Вода стекала с него па пол подчеркнуто громко и от этого в кухне становилось сыро и совсем неуютно. Ефросинья Николаевна, не глядя на мужа, выбрасывала из сундука на та бурет белье, полотенце, брюки. — Ты чего? Сердишься, что ли? — тихо спросил Иван Григорьевич, опускаясь на табурет. Ефросинья Николаевна пе подошла, а подбежала к мужу: — Брось дурака валять, Иван Григорь евич. Скажи по-честному: где пропадал? — Так шахта же!
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2