Сибирские огни, 1936, № 2

большой работе Селифона, как председа­ теля колхоза, и о несчастной его жизни с Фроськой. — Се-лли-ффоо... — передразнила Ма­ трена Фроську, кричавшую при встрече Адуева. — Головенка растрепана, волосенки ко лбу прилипли, пу мымра-мымрой, и принародно мужику на шею, а он не зна­ ет — вперед ли ему, назад ли. Чую — чуть со стыда не сгорел.,. Из рассказов Матрены о Селифоне, о Фроське Марина не пропустила ни одного слова. — Ну, а как там, дева, Орефий Лу- кич-то?... — Живет, работает, — коротко отве­ тила Марина. Всю дорогу она силилась представить Селифона, каков он есть теперь, но пе­ ред ней вставал все тот же робкий, лю­ бящий Селифошка в первые дни их встреч. Снова и снова воскресали яростные его ласки, сладостное, пьянящее, опусто­ шающее безумие. Но после рассказов Матрены о Селифо­ не она чувствовала, что он совсем, совсем иной, но вот какой иной, — так и не могла представить. И все-таки ей хоте­ лось раствориться в нем, слиться с его мыслями, войти в его жизнь безраздельно. Сравнивая свою прежнюю любовь к нему, она поражалась силе новой любви, незри­ мо выросшей за долгие годы страданий. — Ну, а как у тебя, Маринушка, с Орефьем-то Лукичом? — снова спросила ее Погонышпха. Марина поняла догадки Матрены и ли­ цо ее загорелось. — Никак, мы с ним просто — това­ рищи, Матрена Дмитриевна, — и Марина отодвинулась от Погонышихи к стенке, опасаясь, что стыд, сжигающий ее, рас­ кроет Матрене все, о чем сама она всяче­ ски старалась забыть. Погонышиха вскоре заснула. Марина сбросила одеяло. Солнечный июньский день, стадион, трепет листьев — почему- то запомнился ей, когда она, пережидая горячую, сжимавшую их в воротах толпу, стояла с Зурниным в березовой аллее. И солнце ли, катание ли на автомобиле, зре­ лище ли обнаженных мускулистых тел, близость ли любящего ее человека — за­ ставили глаза Марины вспыхнуть ответ­ ным чувством. Она не может забыть н сейчас, как вздрогнул от ее взгляда Оре­ фий Лукич и как он не переставал дро­ жать, когда вел ее к машине и после в маленькую ее комнатку. В эти минуты ей казалось, что и она его любит. И вдруг — мгновенно отрезвление: открыв глаза, Марина увидела до полови­ ны опустившийся черный, шолковый чу­ лок на своей белой, полной, с голубова­ тыми прожилками ноге, и его, бледного, стоящего над ней. Он говорил что-то роб­ ко и взгляд его был и благодарен и мо- лящ. Мучительный стыд и раскаяние ох­ ватили ее. Она чуть слышно, но повели­ тельно прошептала: — Уходите! — и забилась от душив­ ших ее рыданий. На попытку Зурнина дотронуться до ее плеча она еще тише и еще решительнее повторила: — Уходите! I он ушел. Встретилась она с ним только через две недели, но встретилась уже совсем иной. Любимые когда-то черные шолковые чулки, купленные ею из первого заработ­ ка, она засунула в дальний угол. Перед от’ездом в деревню решила их сжечь... Уснула Марина не сразу. Проснулась поздно. Весенний день, несмотря на хмарь, павшую на горы, был тепл и погож. И хмарь, и полуденный влажный ветер с’еда- ли размякший, искрящийся бриллиантовы­ ми крупинами снег, пустили первые ручьи с гор. Марина пришла домой, но долго уси­ деть в комнате не могла. Радость жизни ворвалась в нее с апрельским, звенящим первыми ручьями днем. Она, так много пережившая, снова, как девушка, живет с отцом и, волнуясь, ждет у окна «его». Впервые Марине захотелось запеть, сбегать, как раньше, на полянку. Она на­ дела любимое свое платье синей шерсти, высокие резиновые ботики. Долго и вни­ мательно рассматривала в зеркало взвол­ нованное свое лицо, оделась, накинула на голову легкий, пепельно-дымчатый орен­ бургский платок н вышла. 'к Горячий, хорошо выезженный иноходец, переменив ногу, с карьера падал на зыб­ кую иноходь, но Селифон, не прощавший ранее коню сбоя, теперь обжигал его уда­ ром плети н нервным рывком поводьев снова поднимал иноходца на необычный для него карьер.