Сибирские огни, 1936, № 2
и милых ее бровей, темных и длинных ее ресниц. Глянцево-черные, как антрацит, воло сы Адуева за два часа пробила серебря ная седина и они заискрились, сйовпо шкура дорогого бобра. Две глубокие мор щины вокруг рта сделали его много стар ше. Партийцы сидели, избегая смотреть друг на друга. П как-то улс так получилось, что говорила одна Марфа Даниловна а го ворила о том, о чем думали все. — ...Па одного меньше нас стало, товарищи коммунисты. Самую молодую, прекрасную и любимую вырвали. Осиро тел детский сад. И не пройдет уже позд ним вечером усталая, счастливая своей усталостью, тетя Марина от сада до аду- евского дома. II не встретит ее поутру восторженный детский гул. На одного меньше иле стало, товарищи коммунисты... Но этот одни научил нас любить детей и собственной смертью крикнул нам: «Боль ше, как можно больше зоркости! И еще больше сплоченности, дорогие товарищи коммунисты!..» Марфа Даниловна остановилась, обвела ■собравшихся теплым взглядом. И всем коммунистам показалось, что никогда еще в слова «товарищи коммунисты» не было вложено такого глубокого смысла, который .сложила в него только-что Обухова. — ...Но вся наша забота теперь долж на быть направлена на него. Похоронить Ларину. Станиславовну мы должны завтра. Обязательно завтра, — подчеркнула Мар фа Даниловна и стала распределять ме жду партийцами работу по организации ■похорон. — Гроб доченьке я на себя возьму, то варищи партейцы... Отстружу и сколочу ей последнее пристанище... — сказал и не выдержал, уронил старую голову на стол плотник Станислав. Широкая, на труженная за долгую жизнь спина его судорожно затряслась. __ Ну, что ты, что ты, товарищ Ве- .лпчко? — наклонилась к нему Марфа Даниловна. __ Что ты? — прислонилась к нему щекой. __ Что ты? — шеятала ему в ухо она, не поднимая головы. Матрена Потонышиха закашлялась. Ве ниамин и Аграфена Татуровы уставились в пол. Герасим Андреич Петухов повер нулся к окну. Фома Недобитков и безру кий Кузьма дрожащими пальцами стали завертывать курить... Расходились, избегая смотреть друг на друга. Но никогда еще до этого несчастья, так нелепо ворвавшегося в их семью, не чувствовали такой неразрывной близости один к другому, такой готовности на лю бую борьбу. ★ В первые мипуты после убийства, когда Бениамин Татуров с комсомольцами взяли Марину и понесли, поднятый кем-то оше ломленный Селифон, точно смертельно ра неный, не ощущал боли. Потерявший цамять, силу, он безволь но и слепо шел, шагая след в след за Бениамином. Адуев не узнал ворот соб ственного дома. И только, когда внесли ее в горницу и положили на составленные столы, — он снова осознал случившееся. И снова, так же, как и на дороге от Те ремка, словно обухом ударили его по голо ве. Чтобы не упасть, Адуев ухватился за косяк двери: смертная тоска схватила его, как безумие. Появившиеся откуда-то женщины уда лили всех, кроме него, из дома, обмыли и нарядили Марину в белое вуалевое платье, легкое и прозрачное, как туман. Селифону казалось, что это от платья (раньше Марина ни разу не надевала его) и сама она стала походить на призрак. Но вот сейчас «Марина сбросит это платье с себя, наденет мальчишечьи штанишки и шаиочку с желтою кисточкой и они побе гут с ней вокруг снежной кучи. И он схватит ее, смеющуюся, упругую, на ру ки и будет раскачивать, как ребенка». Мокрые еще, темно-ореховые ее волосы, только-что зачесанные женщинами, вью щиеся у висков, с голубым пробором по средине, — были те же, но мертвенно по серевший лоб, обрамленный ими, и чуть видневшиеся из-под ресниц подернутые тонкою, как паутина, пленкою глаза смот рели уже отчужденно. Селифон оторвался от стены, подошел к Марине и провел рукою по ее волосам. Марфа Даниловна, все время наблюдав шая за Адуевым, и все присутствующие только теперь заметили убитого тетерева, привязанного к поясу за мохнатые лапки. Обухова взяла протянутый Христиньей нож, тихонько подошла к Селифону сзади и отрезала птицу. Сердце у ней подступи С и ) , огам 5. 1936 г.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2