Сибирские огни, 1936, № 2
— Это самые косачиные места зи мой. — Адуев широко кахнул рукой вок руг себя. — Утром и вечером косач ото всюду вылетает клевать горькую березо вую мочку. Впереди, насколько хватал глаз, разбе жалась заснеженная тайга. Вправо, из-за подола Малого Теремка, виднелся только один (новосельский) край Черновушки. Влево — крутой обрыв в Березовый лог с шумящей внизу, незамерзающей и зи мою, речкой Боровлянкой. — Красота-то какая! — негромко ска зала Марина и плотнее прижалась к му жу. — Я ровно и не видывала ничего подобного в своей жизни, как эти заснув шие на зиму березы... Марина не знала, что любовь так же, как и музыка, раскрывает душу человека, делает ее доступной для самых высоких чувств, поднимает ее на вершины искус ства, бросает на великие подвиги, застав ляет по-новому видеть мир. И ощущение «его», вновь возникшее здесь на горе, и любимый, крепко обняв ший ее, так дорого доставшийся ей Сели фон, и молодость, кричавшая в каждой клетке ее тела, и величайший праздник неслыханных побед любимой, создаваемой собственными руками страны, — все, все это, казалось, вырастило у Марины крылья орлицы и высоко подняло ее. И нет дела, которого не смогла бы сделать она сейчас, — столько в душе ее про снувшихся сил, столько восторга, что хо чется или громко, на весь мир, крикнуть, или упасть на снег и излить его в пото ке радостных слез. — Силушка!.. Силушка!.. Бессильная выразить охватившие ее чувства, Марина порывисто схватила го лову мужа обеими руками, привлекла ее к своему побледневшему лицу и чуть слыш но прошептала ему в губы: — Как хорошо!.. Как хорошо жить, Си лушка!.. * Сине-черный тетерев-косач на тугом звенящем полете, как пущенный из пращи камень, вылетел из противоположного ко согора и, готовясь к посадке, затормажи вая полет, слегка приспустил лиру. Первым заметил птицу Селифон и толь ко крепче прижал жену. Охваченный охот ничьим азартом, он строго шепнул ей: — Пе шевелись! Тетерев, не далее как в ста шагах, грузно опустился на вершину березы. За качавшиеся ветки пустили такую струю колкого игольчатого инея, что Марине по казалось далее, будто -она услышала, ка* он, падая на снег, ‘ зазвенел, словно хру стальные подвески. — Не шевелись! — повторил Селифон и стал медленно снимать винтовку, все время не спуская глаз с грудастого чер ныша, агатовой серьгой прилепившегося на самой макушке березы. — Не шевелись! — беззвучно прошеп тали его губы, когда он, положив винтовку на плечо жены, медленно стал целиться в птицу, сидевшую с гордо поднятой голо вой. В этот радостный день Марине хотелось остановить мужа, попросить его не стре лять тетерева «ради сына», по по блеску, каким вспыхнули глаза Селифона, по дро жи пальцев, когда он поднимал курок, — почувствовала неотвратимость гибели кра сивой птицы. Сухой, слабый, похожий на треск сло манного сучка выстрел разбудил горы. Падающий тетерев, казалось, взорвал спя щую березу от вершины до самого корпя. Косматый бурный поток инея хлынул вме сте с птицей на мягкую пелепу снега. Охваченный солнечным лучем иней ра дужно переливался. И долго еще дрожав шие в морозном воздухе снежные бусинкм горели звездною пылыо. Упавшая с вершины птица пробила толстую снежную мякоть. Подкатившиеся Селифон п Марина только по лунке нашли его и извлекли из-под снега. Простреленная пулей грудь птицы, с выступившей поверх сизо-черного пера струйной крови, была неотличима от кар- минно-красных бровей тетерева. — Зачем ты убил его сегодня? — укоризненно сказала Марина. Селифон не понял укора Марины, не понял состояния, пережитого ею перед по явлением птицы, и, ничего не ответив, стад привязывать тяжелого тетерева за лапки к поясу меховой куртки. ★ Ночью пьяной Фроське снилось, что горячая борода Селифона лежит у ней на груди, как костер, и прожигает ев на сквозь. Поповна металась на постели, невнят
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2