Сибирские огни, 1936, № 2

водите. Эх, да попади моей бы собаке да блоха па зуб!.. Но па сторону Фроське встала Макрида Никаноровна. — Женское сердце, Егор Егорыч. нам лучше знать. Оно, как камень на горе: лелшт — молчит, а уж падать станет — аагрохочет — земля состонет... С этого вечера и подрулсилась Фроська с Макридой Никаноровной. ★ — Ты меня тронь, ты меня только тронь, а уж я тебе сдачи дам... И я ему дал сдачи! Но перед ударом собрался в колов. Вспыхнувшая от его кулачонка злость удесятерила мои силы. Такова уж природа человеческая: ты меня больно, а я тебе вдвое больнее... Скрытный даже с самим собой, Егор Егорыч бывал откровенен только с Макри­ дой Никаноровной. И происходило это с ним в минуты великого гнева. Клокотав­ шая злоба, не найдя прямого выхода, из­ ливалась в разговоре с женой. — В молодости я был хитер, ловок и увертлив, как соболь. Мне взаправду ка­ залось тогда, что если бы даже смерть ни с того ни с сего заглянула бы в глаза, — перехитрил бы! Увернулся бы и от смер­ ти !.. А тут, да знаешь ли ты, Макридуш- ка, до последнего моего издыхания не за­ буду, не забуду, не прощу я им... Захмелевший от медовухи и от подка­ тившей к сердцу ненависти, Егор Его­ рыч схватил со стола дорогой, граненый графин, заветную приданую вещь Макри- ды Никаноровны, и поднял над головой. Запотевшие от холодной медовухи стен­ ки графина, матово переливались в свете лампы. Колыхнувшаяся многолетняя, как спирт, желтовато - лимонная медовуха вспыхнула золотой волной. Макрида Никаноровна с ужасом смотре­ ла на трясущуюся бороду мужа, на вы­ ступившую на губах, под усами, пену. — В куски! — выдохнул он и грох­ нул графин об пол. — В мелкие кусочки! — упоенно по­ вторил он и грузно опустился на закачав­ шийся под ним стул. За последние месяцы Рыклин редко по­ казывался на улице и проводил время с Макридой Никаноровной за туясом пенной медовухи. — Хватит — понаживали, жена! По­ царствовали — хватит! — Макрида Ника­ норовна снова и снова заметила, как нача­ ла трястить борода Егора Егоры- ча и как выступила под усами его зеле­ новатая пена. Все чаще и чаще вспоминал Рыклпн дни величия и благоденствия своего сред* сельчан. — Кто самый умный в деревне? — Егор Егорыч! — Кто самый почетный? — Егор Егв- рыч! — Кто на сельской сходке в красном углу сидел? — Егор Егорыч! •— Кто в волости, у волостного стар­ шины, у пристава, у волостного писаря медовуху пил? — Все он — Егор Его­ рыч Рыклин! — Да, где же родная, любимая моя власть? Где ты? — громко спросил он с глазами, полными слез. И упала квадрат­ ная, лысая голова на стол, и затряслись плечи от подступавших к горлу рыданий. Снова опорожнил туяс хмельной медо­ вухи вместе с Макридой Никаноровной Рыклин. Ночью он увидел себя во сне мстите­ лем, грозным, как библейский Саваоф в гне­ ве. Стоит он, Рыклпн, на высокой горе ж держит в руках невиданных размеров ды­ шащий смертью пулемет... А внизу выстроились миллионы коммуни­ стов и на самом видном месте — Селифон Адуев. Косит их из раскалившегося до красна пулемета Егор Егорыч, рекой течет кровь, а он все жмет и жмет спусковую ручку... Проснулся Егор Егорыч от нечеловече­ ского вскрика Макриды Никаноровны. — Егорушка! Его-рушка! Господь с тобой! Опусти, Егорушка! Но Рыклин и проснувшись ничего не понимал. И тогда Макрида Никаноровна, изогнувшись, больно укусила руку Егора Егорыча, вкогтившуюся в мягкую ее грудь. Рыклин вскрикнул и разжал зане­ мевшие пальцы. Макрида Никаноровна в одной рубашке спрыгнула с кровати, зажгла огонь и при свете лампы увидела ниже коричневого соска, на молочно-белой груди страшные багрово-черные отпечатки пальцев Егора Егорыча. * В августе в совхозе «Скотовод» погиб директор — Анций Эдуардович Ганза.