Сибирские огни, 1936, № 2
посмотрела на нее исподлобья Миронпха, но руки Марфы не приняла. Крепкая, рослая Обухова стояла про тив грузной вдовы и смотрела ей в лицо. — Ну? — сказала Марфа Дапиловпа. — Тпру! — в тон ей ответила Виринея Мирониха. — Вот что, дева, будет нам в упрямых бычков играть, поговорить мне с тобой с глазу на глаз надобно... Фроська, сидевшая па лавке, накрылась шалью и, не взглянув на Обухову, по спешно вышла за дверь. По побледневше му лицу ее Марфа Даниловна поняла, ка кую ненависть несет она. Марфа Обухова положила руки на пле чи вдовы и, изменив голос, дружески-теп ло заговорила: — Пойдем-ка ты к нам в совхоз, а уж я из тебя человека сделаю! Пойдем, Ма шенька!.. Виринея отпрянула от нее к окну и, стремительно подняв подол сарафана, сде лала такое неприличное движение, что Обухова попятилась к порогу. — А это пе хочешь, — наступала она, неприлично кривляясь. — В совхоз?.. Од ну ДУРУ, как карася в сеть, запутля- ли, — намекая на сестру, приближалась она к Марфе' Даниловне. — В совхоз? — громко засмеялась вдова. — Мне и дома весело, — дарового пи ва не перепить, от мужиков отбою нет... — Подол ты свой отпусти, а об словах моих подумай. Вскоре я к тебе снова при ду, — уже совсем овладев собою, спо койно сказала Обухова и вышла. Подслушивавшая их разговор Фроська стояла на крыльце. * В день праздника «Меда и сенокоса» проснувшаяся на рассвете Фроська уви дела Марину и Селифона, выехавших вер хами из деревни. Первой мыслью Фроськи было — не медленно же пойти следом за ними и под смотреть,' как «они» живут и милуются. Выскочив задворками на окраину де ревни, она потеряла их из виду. Потом решила найти на дороге их след и пойти по следу. Но вскоре из деревни выехали в горы Петуховы, Вениамин Татуров, Не- добитковы, Свищевы, Федуловы... Фроська побоялась попасться на глаза колхозникам и вернулась домой. Днем деревня опустела. Фроська мета лась по избе, как раненая тигрица в клетке. От муки, от скуки — она откры ла кованые сундуки и начала перебирать залелсавшееся добро. В сундуках попов ны сохранились не только шелковые и бархатные, но даже и старинные парче- вые одежды, переходившие из рода в род. До полудня Фроська перекладывала с места на место шумящие шелковые ша ли, платки, сарафаны, платья, расшитые нарукавники и полотенца. Атласные, стеганые на лебяжьем пуху одеяла -вытащила проветрить на солнце. Куски китайской чесучи, яркие шелка- фанзы и канфы прикладывала к своей груди, смотрела на свет. Но потом все это вдруг надоело Фроське и она со злобой стала разбрасывать слежавшиеся в сунду ках платья, рвать в ленты платки, топ тать ногами дорогие ткани. — Будь же ты проклята, жизнь св- бачья!.. К дьяволу! Все к дьяволу!.. В эти минуты безумствующей Фроське казалось, что все несчастья свалились на нее из-за злополучного ее добра. Вечером Фроську пригласила к себе в гости Макрида Никаноровна. Бледное, осу нувшееся лицо поповны не разрумянила и выпитая медовуха. — Пей, Фросенька, ведь я твоею и по стельной свашкой была, и теперь тебе, за- место Васены Викуловны, матерью буду. Пей!.. До полночи проговорили женщины. — Пусть! Пусть пользуется об’едка- ми!.. — Грудь Фроськи, обрызганная жел тыми пятнами веснушек, покраснела от волнения. Пальцы тряслись, когда она поправляла сбившийся на голове платок. — На прохожей дороге и трава не растет, Фросенька... Знаем мы ее, как сплеталась она даже с Ваней. А ему лю бо. Любо, потому — по рылу видно, не простых она свиней. Сказывают, дедушко- то ее у польского пана в дворовых жил, — торопливо зашептала на ухо Фроське Мак рида Никаноровна. К подвыпившим женщинам присоеди нился Егор Егорыч. Пил он в этот вечер мало, а говорил все больше загадками: — Марина — не малина, в одно лето не опадет, Апросинья Амосовна. А вы — молодость да красоту свою слезами жз-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2