Сибирские огни, 1936, № 2

Поповна даже и недогадывалась о той, что как бы верна и беззаветно-покор­ на ни была рабыня, — она страшна, тя­ гостна и ненавистна своей собачьей пре­ данностью. — Погадай ты мпе, Виринеюшка, погадай, когда меня мой трефовый король расколдует, — как-то вечером попросила Фроська и Виринея поняла, что оглушив­ ший поповну удар начинает проходить. Вдова поспешно достала из-за божни­ цы грязную, разбухшую колоду карт, вы­ бросила на стол червонную даму и, быст­ ро-быстро раскладывая по три карты, начала «пытать судьбу». Фроська не спускала глубоко запавших глаз с карт. Второй и третий раз разбросила колоду Виринея и все три раза выходило, что «скоро». — Зачем только не видишь, Фросень- ка! — убеждала вдова измученную жен­ щину. В этот вечер Фроська впервые запела разрывающим душу голосом созданную кем-то в муках любви песню: ’Ах, ты прнйди! Прийди ко мне, друг милый! Прилети на крылышках любви... Ах, при-и-йиди!.. Без тебя я, друг мой, умираю, Без тебя, друг мой, постеля холодна, Одеядочко пуховое не греет, Ах, заиндевело одеяло без тебя!.. Песню Фроськи слушала пьяная в тот вечер Виринея и размазывала слезы по лицу. Совсем уже было темпо, когда неожи­ данно в доме вдовы появился Егор Его- рыч. — Где козы во дворе — козел без зо­ ву в гостях, — еще на пороге, улыбаясь, заговорил Рыклип. — Поклон земной, вдовушки! — и он крепко потряс руку пьяной Вирннеи и при­ смиревшей, застыдившейся чего-то вдруг Фроськи. — Шел это я мимо, дорогие мои, и вдруг пало мне в душу: надо доведаться к соседушкам моим... Около часа просидел Егор Егорыч. Пыт­ ливо посматривая на женщин, вел разго­ вор о международном положении, о пред­ полагающемся урожае на хлеб, мед, кед­ ровые орехи. Незаметно перевел речь на «мучеников, погибших в бою за правое дело». Тяжело вздохпул, вспоминая пос­ ледние дни их перед уходом из Черновуш- ки и, по обыкновению, иносказательно за­ ключил: — Родной куст дорог и зайцу. А что саемо тебя, Фросенька, то помни — не подрезав пчел, меду не есть... Уходя, он пригласил Виринею забежать- к нему, ради советского первого мая, се­ годня же: — Пиво вызрело, под пеной — ходу­ ном ходит.... Виринея надела новый сарафан и ушла. Фроська впервые осталась ночыо одна. Она закрыла дверь на крюк и упала пе­ ред иконами на колени. Долго лежала, пе отрывая горячей головы от холодных по­ ловиц. Вскоре она успокоилась и начала молиться. Торкая, в веснушках, рука ее ослабела, спина онемела от поклонов. — Как солнышко красное припекает мхи, болота, черные грязи, так бы присы­ хал раб божий Селифон к рабе божьей Апросинье очи-в-очи, сердце-в-сердце, мысль-в-мысль, плоть-в-плоть, хоть-в- хоть... — в сотый раз шептали бескров­ ные губы женщины. Около полуночи, в растерзанном сара­ фане, страшную Виринею привела домой Матрепа Погонышиха, Дома Вирипея не проронила ни одного слова. Но вскоре и карты, и молитвы остави­ ла Фроська: Селифон прислал ей для сына муку, масло и деньги. И тогда надежда покинула ее — ненависть, жажда мести овладели Фроськой. В день прогулки с Мариной Марфа Обу­ хова узнала о трагедии поповны. Дикий поступок пьяной Вирпнеи— подруги Фрось­ ки — в ночь с первого на второе мая стал ей понятным. Тогда же Марфа Да­ ниловна решила сходить к вдове. Но о ре­ шении своем она ни слова не сказала Ма­ рине. В один из приездов с третьей фермы, вечером, прошла она на окраину к доми­ ку вдовы. «Не красно, не красно живет сестра эдакой коммунистки»... — Из слов Мат­ рены Погонышихи она узнала о диком характере Миронихи, но это не только не удержало ее, но еще больше убеждало в необходимости сделать попытку. На пороге она столкнулась с хозяйкой. — Здравствуй! — Марфа Даниловна протянула руку. — Дравствуй, если не шутишь! —