Сибирские огни, 1936, № 2

Чашки Селифон сложил уже в сумы, л сумы приторочил к седлу. Марина сама поняла это, усидев заседланных лошадей. Нужно было вставать и идти к ключу, но разморенное знойною духотою тело не повиновалось ей. Селифон поднялся и через минуту по­ дал ей воду в зеленом ковшичке, сверну­ том из лопуха. Марина лежа начала пить воду, чувствуя, как вместе с холодной струей, вливается в нее бодрость и то же счастливое ощущение, с которым начала день. Она легко и быстро встала на ноги. Сбившееся во время сна платье Марины обнажило загоревшее ее плечо, с высту­ пившими на нем прозрачными капелька­ ми пота. ★ Но дороге па пасеку Селифон решил показать Марине колхозные хлеба. Они свернули к Поповской елани. Солнце еще ниже повисло над хребтом. Ущелья задер­ нулись синеватой дымкой. В . лесу уже &лло совсем прохладно. Кони перестали фыркать и мотать головами. Тропинка зигзагами шла на спуск к полям, хотя самих полей и не было видно из-за густого леса. Где-то недалеко, впе­ реди, азартно трещали кузнечики. — Хлеба наливаются — ишь, как кузнецы загудели, — сказал Селифон. В обступивших тропинку черных, как скитницы, елях было сумрачно. Марина ехала задумавшись. Вечер трепетал па длинных ее ресницах. Ог головы, от заго­ ревших плеч Марины пахло солнцем н травами. Селифон тронул ее за локоть. — О чем ты? Марина подняла на мужа глаза. — Я вспомнила случай у нас в саду, и думая о нем, перед мной встало мое дет­ ство. Отец, в поисках работы, переезжал из села в село. И удивительно, куда бы не переехали мы — ребятишки начина­ ли дразнить меня за то, что я — полька. Еслиб ты знал, как это было обидно тогда! А вот вчера Гарасик Свищев стал дразнить сына счетовода Бернштейна Аронника. Н если бы ты видел, как Миша Кудрин и все, все они набросились на ■обидчика... Ели расступились и перед глазами всадников, в н и з к и х лучах солнца, о т ­ крылось море хлебов, чуть тронутое за­ катной позолотой. Селифон натянул по­ водья. Марина тоже остановила жеребца у кромки леса. — И это все наше? — Все! Все, от этого леса до самого подола пазушихинского увала. Вечную не- кось, непахаль подняли совхозными трак­ торами. И теперь, смотри — какие пше­ ницы шумят на них! А уж густы — мышь не проломится. По изумленному вопросу Марины Сели­ фон почувствовал, что она потрясена. Адуев спрыгнул с иноходца и привязал его за пихту. — Слезай! — я покажу тебе их. Ему казалось, что, сидя верхом на ло­ шади, Марина не сумеет по-настоящему оценить роста, густоты и чистоты хлебов. Селифон поспешно привязал Кодачи. — Пойдем. — Он взял ее за руку и повел к кромке широкой полосы выме­ тавших уже кудрявую бронь голубоватых овсов. — Смотри! — крикнул он и, сняв с головы фуражку, бросил ее далеко на по­ лосу. Потом снова взял Марину за руку и повлек за собою прямо в овес. Густая стена хлебов, высотою по грудь, обступила их со всех сторон, и они бре­ ли ио ним, как по воде. — Видишь? — указал Селифон на черневшую поверх овса на голубой зыби фуражку. — Не тонет — столь густы и соло- мисты!.. Пойдем дальше. И они, взявшись за руки, пошли по яркозеленым усатым ячменям, по забу­ ревшей, с твердеющим зерном, пахучей ржи, по наливающейся и цветущей пше­ нице. — Какой простор! — восторженно сказала Марина. Теплые хлеба шумели вокруг них, заплетали им ноги, захлестывали лица, а они шли и шли по ним, зыбким и бес­ крайним. На пасеку Адуевы приехали позже всех. Ужин еще не начинался. Молодежь, в ожидании их, за полкилометра от пасеки разложила большие костры. Колхозники, разбившись на бригады, пели проголосные песни. Селифона па саврасом иноходце и же­ ребца Кодачи, на котором ехала Марина,