Сибирские огни, 1936, № 2

— Да ну же, Марфенька, ведь я же «казала, что не обижусь. — Чорт тебя знает, Мара, ты какая- то ... ну, совсем не современная баба, но такая душевная и очаровательно-нежная... Какая-то... понимаешь, я вот не могу те­ бе выразить, как хотела бы... Ну, словом, сон Аграфена у Вениамина Татурова — это совсем другая. Там муж за гуж — жена за другой... Это я говорю, конечно, в смысле общественном.. —- Марфа Обу­ хова непривычно путалась, перескакива­ ла с одного на другое. Марина не замечала ее смущения и слушала серьезно. — Сейчас ты молода, красива. Ты, как цветок только-что раскрывающийся пер­ вый раз, и запах его всем нравится... Брось ты, к чорту, гусят своих! — вдруг перешла она снова к событиям утра. — Сколько я видела домашних хозяек, засох­ ших, сморщившихся на вонючей хухне, как выброшенная в пыль, почерневшая от жары роза. И мне жалко всегда смотреть на нх попытки удержать возле себя силь­ ного жизнедеятельного мужа. Мне хочет­ ся тебе прочесть запомнившиеся стихи Шекспира: «Всегда уж так. Никто из-за стола Не может встать с таким же аппетитом, С каким он сел. Нет лошади такой, Которая обратною дорогой Бежала б так безумно горячо, Как начала. За всякой вещью в свете Мы гонимся усерднее тогда, Когда еще не насладились ею»... — Смотри Маринушка, ведь он, Шек- «пир-то, был один из мудрецов! — и Мар­ фа Даниловна шутливо пригрозила подруге пальцем. — Об этом ты не беспокойся, — весе­ ло засмеялась Марина, больше чутьем, чем нз стихов, угадав смысл предупреждения Марфы. Простились они самыми искренними друзьями. ★ В присланной Зурниным библиотечке выло несколько книг о жизни замечатель­ ных людей. Адуев прочел их одну за дру­ гой: Галилей, Колумб, Пастер, Дарвин- Селифон читал ночами, читал в седле, когда ехал на пасеку, на маральник. Ге­ ниальное учение Дарвина показало ему всю пропасть между его случайными наб­ людениями над жизнью зверей и птиц и тем стройным об’яснением природы, кото­ рое дал ученый в результате полустолет­ него упорного труда. И жадность кедров­ ки, и хитрость соболя, и осторолшоать быстрого хариуса, наблюдаемые им не раз, — совсем по-другому встали теперь перед ним, когда он узнал о великом за­ коне — «борьбе за существование». Но это было там, в природе, в глуби­ нах тайги. А среди людей? Какие особые законы царили здесь? Чтобы понять это. ему потребовались иные книги. Маркс, Энгельс, Ленин и Сталин об’яснили ему другой мир и другую борьбу, помогли ос­ мыслить величие дел, участником которых является ои. Казавшийся ему случайным его поступок, когда он, при Зурнине, один из первых вошел сначала в артель, а потом и в партию, случай, толкнувший его на преследование амосовцев; разрыв с Фроськой-поповной, — все эти, каза­ лось, такие случайные, личные эпизоды его жизни, теперь стали попятны ему, как факты закономерные. И ключ, при помощи которого он постиг норое пони­ мание мира, — были книги. Селифон про­ никся к ним любовью. Раскрывая новый томик, Адуев радостно ощущал в руках его увесистость, втягивая запах печатной краски. Ему казалось, что со страниц калсдой из них, с такой тщательностью подобранных Зурниным, — на него ды- шет сокровенная мудрость человечества. — Ну, что-то ты мне еще дашь, ста­ рина? — вслух сказал Селифон, раскры­ вая томик Толстого с повестью «Хаджи- Мурат». — С кем это ты разговаривал ночью?— спросила у него утром за чаем Марина. Вместо ответа Селифон раскрыл книгу. Могучий образ героя повести, изрешечен­ ного пулями, поднявшегося из-за завала с кинжалом в руках, Хаджи-Мурата стоял перед его глазами все утро, точно высечен­ ный из гранита. — Послушай-ка! «...Раздалось несколько выстрелов, он зашатался и упал. Несколько человек ми­ лиционеров с торжествующим визгом бро­ сились к упавшему телу.-Но то, что ка­ залось им мертвым телом, вдруг зашевели­ лось. Сначала поднялась окровавленная, без папахи, бритая голова, потом тулови­ ще и, ухватившись за дерево, он поднял­ ся весь».