Сибирские огни, 1936, № 2
»ать вам, как германские фашисты учат миллионы женщин, хорошеньких белоку рых девушек из привиллегированного клас са, музыке, искусствам до определенного возраста. Но как только пемке удастся найти себе мужа — она, словно крольчи ха, должна стать машиной для воспроиз водства детей... О миллионах наших жен щин, равных мужчине... Но, друзья, об этом мы еще поговорим при случае, а сей час пора мне собираться на третью фер му. У нас там прорыв. Не поверите, пол месяца, как дура, ничего в делах фермы не понимала, пока до печенок не рассмот рела людей. Вы, конечно, знаете Егора Рыгслина, бывшего вашего колхозника? — шгпала! Вот-то дерьмо! — с отвращени ем сказала она, и Селифон увидел, как нервно передернулось ее лицо. — Конечно, работать нам приходится частенько еще с, так называемыми, чело веческими отходами, выброшенными из колхозов, со всякими возвращенцами, но люди, люди — какие встречаются среди лих! Порою удивленье берет, как только до этого не сумели рассмотреть их и по дойти к пим, как следует... Селифон слушал Марфу Даниловну и поражался ее наблюдательности и полити ческому чутью. Впервые он видел такую женщину. Впервые почувствовал и оценил он обаяние женского ума. По выражению лица Марины он видел, что она гордилась своей подругой. Прощаясь, Марфа Даниловна попросила Марину проводить ее. Разговаривая, они не заметили, как подошли к дирекции сов хоза. Марфа Даниловна предложила прой тись за деревню: ей хотелось поговорить -с Мариной. Женщины вышли на луг. И у пней, и по мочажинннкам, и на взгорье — всюду были цветы. Золотые, терпко пахнущие медом, жарки усыпали низинки. Словно охапками они были разбросаны по лугу, а некоторые из них даже попали в воду и, колышась под тёплым ветром, казалось, вот-вот с шипением потухнут, как уголь ки, вылетевшие из костра. У подошвы го ры белели доцветающие кандаки, синел богородпчник, завивался упругий, цепкий «уркун. Между кустарниками на тонких проз рачнозеленых ножках раскачивались пун цовые пионы «Марьиных кореньев» с тя желыми мохнатыми шмелями, лениво пол зающими в их ароматных чашах/' : и Шиповник, жимолость, богульник — все это росло, цвело, оплодотворялось, обносило голову крепкими запахами, вол новало шелковистыми шумами листвы, звоном снующих пчел, опьяненными лю бовью весенними голосами птиц. Марфа Даниловна и Марина сидели па берегу небольшого, круглого и светлоголу бого, как детский глаз, лугового озерка, смотрели, как над сочной темнозеленой осокой, словно ресницами • опушившей озерко, с сухим звоном носились спари вающиеся в воздухе стрекозы, как опу скались они на гибкие тростники над са мой гладью воды с отраженными в ней весенними небесами и, дрожа прозрачно- радужными крылышками, замирали в сла достных конвульсиях. Долго говорили об Орефье Зурнине, в Селифоне. Каждая о своей любви. Говори ли не таясь, искренне, чуть-чуть востор женно. И потребность говорить о любви, и восторженность — может быть были выз ваны солнечным майским днем, крепкими запахами цветущей земли, может быть их молодостью и радостью развернувшейся перед ними ж и з н и . Потом они встали и ходили по лугу обнявшись, и разговари вали, и молчали, и снова говорили. — Он у тебя какой-то совсем особен ный — сказала Марфа, переходя к Сели фону. —* За эти две встречи я присмотрелась к нему. И, знаешь, мне далее нравится, чтв он у тебя немного внешне как будто гру боват. В этой грубости столько подлинной силы и гордости. Он так упорно тянется к культуре, к партийности, что я подолгу любовалась им. Хороший он у тебя... Марина слушала подругу, смотрела ей в лицо и благодарно прижималась к ее плечу. Прощались у дверей дпрекцпи совхоза. Марина поцеловала Марфу п собралась уходить, но Обухова удержала ее руку. — Я все собиралась сказать тебе и не решалась, думаю, не обиделась бы... Марпна взглянула в лицо подруги и, стараясь быть совершенно с п о к о й н о й , ска зала: — Говори, не обижусь. — Она пыта лась угадать, что скажет ей Марфа и не могла. Обухова опустила глаза в землю. Мари на схватила ее за плечи в шутлив# встряхнула:
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2