Сибирские огни, 1936, № 2
иодписать отправляемые в район сводки. По дороге в бригаду заехал к Матрене Ногонышихе на ферму, но задержался там недолго: он торопился в поле. Селифон опасался, как бы лебедевцы, в азарте увлекшись количеством, не уронили бы качества. С приезда председатель решил обойти и проверить намеченные под посев метки пахоты. До полудня ходил Селифон вместе с бригадиром по полю, размечая клетки под различные культуры. В пять упряжек пахали лебедевды, в пять сдво енных борон боронили. Ч^рез полосу от них, громко распевая частушки, яаделывала посеянный овес красивая грудастая девка — Аксютка Гаранина. Еще издали Селифон заметил, что взгромоздившаяся на горячего серого конька Аксютка совсем не оглядывалась жазад на привязанную к бороне ленивую воловую кобылу. У меня миленка два Да оба ненавистникж. Один вымазал ворота, А другой наличники... . . . во всю глотку ревела Аксютка и, пиная в такт песни красными, заголивши мися ногами, горячила молодого конька. Старая кобыла не поспевала за резвым жеребчиком и то и дело, натягивая повод, жоднимала борону. На весу борона раска чивалась пз стороны в сторону, пропуская иепробороненными целые заплаты посева. Селифон не выдержал и, загрузая в жахонине, Побежал наперерез Аксютке. — Стой! Стой! Окся! Д’милый пашет, Ручкой машет, , Д’я не знаю че к чему? Мне подруженьки сказали «Ты беги скорей к нему-у...» . . . заливалась боронильщица. — Стой, чертова перешница! — еще громче закричал он ей. — Ты что же, Аксинья? Ты как бо ронишь? — с трудом переводя дух, за ругался он на остановившуюся, наконец, девку. Окся поспешно одернула платье, закры вая красные с пупырчатой гусиной ко жей икры. Навалившись упругой грудью, распи равшей кофточку, на холку жеребчика, она неловко соскочила на землю. — Да тебя не нечистый ли взгромоз дил на третьяка, пятипудовую!?.. Молодое, с выпуклыми серыми глазами, опушенными детско-густыми ресницами, красивое лицо Аксютки залилось краской. Селифон посмотрел на смущенное лицо»' девушки, на дрогнувшие пушистые ресни цы и хлопнул ее по плечу: — Ух, да кажая ты еще дурная, Аксют ка! Ведь этак ленивая кобыла голову се бе оторвать может. Садись на Соловуху. — Да она, Селифон Абакумыч, тряская, моченьки нет — и спина у ней востраяг как ножик... Аксютка потупилась и еще больше рас краснелась. Селифон только теперь заметил, чт* девка боронила на незаседланной лошади, кинув на спину жеребчика старенький зипунишко. Десятка рабочих седел, выданпых бри гаде, нехватило, потому что лебедевцы' мобилизовали добавочные бороны, - пустив часть бороноволоков без седел. — Бейся, Оксюха, до вечера на Соло- вухе, утром пришлю седла. Селифон перевязал лошадей, вычисти* из-под бороньих зубьев бурьян и помог сесть Аксинье на кобылу. — Трогай-ка. Не бо|сь, не обрежешь ся! — крикнул он ей, смеясь, вдогонку. Бороны плавно поплыли, поигрывая в такт мерно шагающим, грузнущим по са мые бабки лошадям. До вечера председатель проверил глуби ну пахоты у плужников. Одного из них заставил перепахать оставленные огрехи. Натершему ногу сеяльщику помог досе ять заданный ему участок. После ужина, вместе с бригадиром, провел производствен ное совещание о работе за день и о ноч ной пахоте; ночь проходил за плугом и лишь на рассвете второго дня поехал до мой. На быстрой езде все шло благополучно, но как только на под’еме Саврасый перешел в шаг, Селифона начал брать соя. Шея не держала отяжелевшей головы н она то и дело падала на грудь. Селифон сознавал, что засыпает. «Ведь рядом же деревня» — безуспеш но подбадривал он себя. Но под’ем кон чился и лошадь, без понуждения, ходкой иноходью пошла на спуск. Адуев встрях нулся и подобрал выпавшие из рук по водья.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2