Сибирские огни, 1936, № 2

тал поэт, они с большой любовью чита­ ют стихи Маяковского: .... и жизнь хороша, И жить хорошо... ... Радуюсь я— это мой труд вливается в труд моей Республики! ... Лет до ста расти нам без старости. Год от года расти нашей бодрости! Славьте, молот и стих, землю молодости! Глубоко прав наш любимый вождь то­ варищ Сталин, давший самую прекрас­ ную оценку поэту: — «Маяковский был и остается луч­ шим, талантливейшим поэтом нашей советской эпохи. Безразличие к его памяти и его произведениям •— пре­ ступление». И верно — возьмешь в руки томик стихов Маяковского, прочтешь одно сти­ хотворение, другое и так увлечешься, что прочтешь все — и поэму «Ленин», и «Рассказ литейщика Ивана Козырева о вселении в новую квартиру», и поэ­ му «Хорошо», и «Стихи о советском паспорте» и «Во весь голос» и мно­ гое, .многое другое — волнующее, стра­ стное и неувядаемое в своей силе и красоте. И вновь встает перед глазами образ поэта, читающего стихи на пло­ щади, образ Маяковского — лучшего поэта советской эпохи. А. Высоцкий. Лирика, лоция и воля (О книге В. Итина , Выход к морю”) I На борту «Лейтенанта Шмидта», от­ плывая из Владивостока в трудный ко­ лымский рейс, автор перечитывает Гон­ чарова. Сквозь бурю событий мчится 1931 год. Великая страна, «расположенная у бере­ гов Ледовитого океана», меняет свой об­ лик. «Лейтенант Шмидт» везет на себе советскую власть для двух новых север­ ных районов. Вопрос об увеличении ско­ рости парохода на 2— 3 узла обсуждает­ ся на партийном собрании. Справа иа траверзе — берега Японии. Советские моряки настороженно поглядывают на далекие янтарные огни чужого берега. «...Фрегат Паллада»... Под сонный шелест парусов неторо­ пливо скользит по голубым морям уста­ релая, даже для своей эпохи, скрипучая деревянная посудина, осененная андре­ евским флагом,— 'пловучий сколок кре­ постной «Расеи», ограниченное фор- и яхтер-штеэнями поместье Ильи Ильича Обломова. Холодноватым, дремотным, чуть-чуть испуганным «созерцательским» взором глядит Гончаров «а вспененные валы, на пальмы и пагоды, на пушки винтовых английских кораблей. И нет-нет, да про­ глянет в блестящих строках классиче­ ской книги путевых очерков бесстраст­ ное «словесное плетение» санкт-петер­ бургских департаментских канцелярий. Под рокот борющейся за узлы, под­ стегиваемой соревнованием пароходной машины,- советский автор читает «Палла- ду» «...с улыбкой, с удивлением, а по­ рой с каким-то отдаленным ужасом». Читает и отмечает в своам дневнике: «...это редкое в русской художествен­ ной литературе описание большого пла­ вания написано мыслящим Обломовым. Неудивительно, что (море осталось для него чужим и чуждым... II Море! «Для меня, жителя Западной Сибири, самого центра; Евразии, каждый выход в море — и событие и наслаждение. Это так прекрасно, как если бы предста­ вить, — все наши таежные тропы, бомы, проселки, тракты разом превратились в бетонированные и асфальтовые шоссе»... Два мира, два способа жить и мыслить Глядят друг на друга в уютной капи­ танской каюте на верхней палубе «Лейте­ нанта Шмидта»: мир класса Обломовых, класса, сброшенного с исторических сче­ тов далеко не обломовским русским на­ родом — и мир нетерпеливых и страст­ ных людей, перестраивающих «таежные тропы» в «асфальтовые шоссе». Каждой строкой своих путевых запи­ сей Итин борется и приглашает бороть­ ся своего читателя. Он борется за мощ­ ные, легко преодолевающие льды, совет­ ские полярные корабли, за оборудован­ ный, как проспект, идеально судоходный великий северный кругоаэиатский вод­ ный путь, за большевистскую перестрой­ ку необ’ятного нашего Заполярья. На безлюдных мысах и сопках, среди коричнево-голубой тундры, по берегам исполинских сибирских рек он уже ви­ дит четкие полукружья волнорезов, жу­ <?иб огни 2 . 1ЧГЧ г. 8.