Сибирские огни, 1936, № 2

числе, «Камень», напечатанное в «Сиб. Огнях», я писал, не имея никакого представления о технике стиха, писал п р о с т о н а с л у х . С т и х и о камне были ошибочны и вредны, там была идеали­ зация природы и ненависть к городу. Это тем более странно, что я принадле­ жу к рабочему классу и служил добро­ вольцем в Красной армии. Но этим кам­ нем я ударил и самого себя. Почему так получилось? Потому что у меня не бы­ ло культуры, ие было четкого твердого пролетарского мировоззрения, а писатель обязан их иметь. Это я говорю к тому, что наши некультурность и невежество заставляют нас иногда писать в пользу Bipara, бить себя по голове. Вы вправе за ­ дать вопрос: а как сейчас у тебя обстоит дело? Теперь я, разумеется, не налишу такого стихотворения, как «Камень», но за все это »р^,мя я еще не создал про­ изведения, достойного нашей эпохи. Я лишь стремлюсь к нему. За последние дни я пишу стихотворе­ ние о новом труде, и если бы оно мне удалось — я стал бы тогда настоящим советским писателем. (По желанию ау­ дитории тов. Мухачев читает вариант стихотворения «Слава», вызывающий одобрения). Я еще буду работать над этим стихотворением. Я отлично вижу, какая огромная задача стоит передо мной. Г. Павлов. — Последние два года я вел бой с самим собой за свое идейно­ литературное перевооружение, за «худо­ жественное освоение мира», и сегодня попытаюсь подвести некоторые предвари­ тельные итоги боя. Я говорю «предва­ рительные», потому что реальные итоги будут в тех произведениях, которые я сейчас дописываю. Литературно оф орм ­ ляться я начал еще до войны :под влия­ нием символизма, импрессионизма и про­ чих «измов», и не сумел с ними во-вре- мя разделаться. В своих рассказах о Петре Кунице я соединил импрессиони­ стическую манеру письма с самым гру­ бым натурализмом и вышло однобокое, поверхностное изображение гражданской войны. Перечитывая теперь «Чапаева», я говорю себе: «все это я видел, слышал, многое пережил, а написал другое. П о ­ чему? Потому, что чрезвычайно легко­ мысленно отнесся к своему идейно-лите­ ратурному багажу, и это привело к по­ ражению». В «Мистере Интервенте» я с негодными средствами хотел одолеть большую тему. Получилась мешанина приемов и приемчиков, «обыгрывание» действительности. Книга в результате не только неудачна, но и достойна осужде­ ния. Я жалею, что отрицательная кри­ тика на нее пришла с опозданием, а в начале была даже похвальная. Эго не­ сколько затормозило самокритику. Но она все же пришла и в свете этой само­ критики я решительно, пересмотрел и о б ­ думал все овое творчество, а также во­ просы творческой практики. На некото­ рых из них я хочу здесь остановиться. Горький сказал, что сюжет — это «ис­ тория роста и организации характеров». Это замечательно верно. Сюжет обяза­ телен потому, что человеческий харак­ тер раскрывается в действии. Высокая точка развития характера даст и высо­ кую точку сюжета. Характер — ключ к сюжету, к композиции. Типичный ха­ рактер выражает сущность эпохи и клас­ са. К сожалению, многосторонний показ характера мы нередко сводим к «проти­ воречиям» в бытово,м и моральном об­ лике героев, а суть в многообразии свя. зей героев с действительностью, в идей­ ном и культурном богатстве их. Именно в этом конкретно намечающиеся черты нового человека, новых взаимоотноше­ ний между людьми. Настоящее искусст­ во должно говорить о большом, гово­ рить не об умирающих идейках и эмо­ циях, а о побеждающих идеях и эмоци­ ях, о красоте и величии нашей родины и о ее мужественных, убежденных в пра­ воте своего дела, людях. Центральное внимание в произведениях нужно уде­ лять человеку, являющемуся голосом эпохи, класса, — человеческому характе­ ру. Писать об этом бесстрастно нельзя. Е. Филиппыч подробно сообщил соб ­ ранию о деятельности литгруппы «На­ стоящее», одним из 15 членов которой он состоял. Касаясь собственной литера­ турной продукции, он сказал: «Я печа­ таюсь с 15 лет, вся жизнь связана с га­ зетами и журналами. К своей чисто ли­ тературной работе я пришел от закон­ ченных формалистов и после разгрома «Настоящего» словно потерял почву под ногами. Не знал, что делать. Года два- три переживал кризис, очень тяжелый. Недавно, через пять лет, написал первый рассказ. В книге «Мал-Хадари» отдель­ ные очерки переделывал по 8-10 раз и все-таки не вытравил натуралистическо­ го влияния. С формализмом более или менее справился. С натурализмом при­ дется воевать еще. Рекомендовал бы то­ варищам не обижаться на критику, тре­ бовать, чтобы она была жесткой и серь, еэной. По собственному опыту могу ска­ зать, что такая критика крепко помога­ ет. Кл. Гайлит. — Большинство участни­ ков дискуссии воспринимают критику болезненно. Удивлягт меня также отсут­ ствие товарищеского отношения друг к ДРУГУ, недостаток сочувствия, словно мы критикуем не товарища по оружию, а чужака. Но больше всего удивляет недо­ статочное внимание к детской литера­ туре. Никто как следует о ней здесь не говорил. Что представляет детская литература Западной Сибири? Очень мало говори­ ли о ее ошибках, а ведь они значитель­ но более серьезны по своим последстви­ ям, чем ошибки «взрослых» писателей. «Словесный» формализм в детской лите­ ратуре не единственное зло. Зло также в оформлении детских книг. Художники совершенно забывают, что они рисуют для ребят. Вместо верблюда нарисуют гиену и говорят: «Ничего, сойдет, у ре­ бят есть воображение, они воображени­ ем дополнят рисунки».