Сибирские огни, 1936, № 2
Коителова о восхождении на Белуху — у него почти нет .людей, автор не сумел их раскрыть, а люди тут были интерес ные. Горький сказал как-то, что факт— это еще не вся правда, это еще сырье, из которого нужно извлечь, выплавить' настоящую правду искусства. Мы еще не научились из фактов «выплавлять прав ду искусства». Не умеем мы, как правило, давать в очерке живого* конкретного человека, отражать типическое в конкретных фигу рах. Очерковые улицы начинают засе ляться не углем, тракторами, хлебом, чу гуном, а людьми. Но часто эти люди вы глядят манекенами, работающими меха низмами. Очеркисты не умеют осваи вать материал под углом выявления жи вого, живущего человека, его характера, чувств, деяний. М. Ошаров. Обсуждение многих во просов на этой дискуссии убеждает ме ля в том, что ряд совершенных нами ошибок мы во-время не сумели заметить, пока их не заметили другие. У каждого из нас имеются те или иные ошибки, но иногда это случается не по вине автора, ибо автор не отвечает за работу редак тора и корректора, а эти товарищи про являют иногда также неграмотность. В московском издании моего «Большого аргиша» многие места напечатаны так, как будто никто не сверял гранок с мо ей рукописью. Масса опечаток, подчас искажающих смысл, и ни одной поправ ки к опечаткам. Формализм и натура лизм .соблазнительны и бороться с ними трудно, а бороться надо. Приступив ко второй книге романа, я испытываю чрез вычайное волнение и ответственность. Мне кажется, я могу написать непло хо, — и квартиру мне дали хорошую, и яервы подлечили, а писать трудно: то фразу, какую надо, не найдешь, то над одним словом раздумываешь, целые стра ницы перечеркиваешь. Раньше казалось, что все слова на месте и в них даже аромат есть, а на поверку вместо а р о мата получалась иногда безграмотность. Теперь из этого плена безграмотности •я хочу вырваться, стараюсь работать б о лее требовательно, учиться у других. Ведь литераторы у нас часто безграмот ны, не учатся. Какая, у них подготовка? Один рассчитывает на интуицию, другой на четкий глаз, а на этих клячах далеко ие уедешь. Мы не учимся ни друг у друга, ни у работников смежных ис кусств — архитекторов, художников. А ведь мы и они — как книги, которые на ходятся в одном шкафу. Я ни разу не видел, чтобы художники присутствовали у нас на собрании, и мы не ходим к ху дожникам. Мне думается, что на всех участках нашей работы необходима вза имная учеба, изучение материалов не с кондачка, нужно дружное, коллективное соревнование в творчестве, тогда у нас не будет тех ошибок и недочетов, кри тика которых сейчас широко разверну та в центральной прессе. Из. Гольдберг. Ребром поставлен боль шой вопрос: как писатель должен оправ дать свое право « а звание быть писа телем и как он в отдельных случаях должен капитально перестроиться для того, чтобы быть действительно полез ным делу социалистического строитель ства. К сожалению, приходится отметить, что далеко не все выступления здесь свидетельствовали о таком серьезном понимании вопроса. Многие здесь про сто «выискивали блох», у себя и у дру гих, а т. Ерошин критиковал роман Коп- телова, даже не прочитав его, выхваты вая отдельные слова и выражения. Та кая мелочная критика не приносит поль зы, — ведь в одном случае одно и то же слово недопустимо, а в другом — полезно и нужно. Полезно все, что по могает раскрыть образ и развернуть его. Остановлюсь на романе Коптелова «Ве ликое кочевье», на двух моментах, кото рые вскрывают и сущность натуралисти ческого подхода к теме. Коптелов хочет показать, как забитая темная алтайка превращается в передового человека. Для этого надо поставить ее в опреде ленные условия, в которых она выяви лась бы и которые содействовали бы ее движению вперед. Что же делает автор? Он на бедную Яманай насылает массу бедствий: силой выдает ее замуж, под вергает насилию со стороны Тадыкова и т. д. Пусть так, эти «беды» носят со циальный характер и содействуют разви. тию темы. Но вот зачем автор чуть не сбрасывает Яманай с обрыва — совер шенно непонятно. Это нагромождение несчастий не нужно, оно только отяже ляет вещь. Еще хуже в этом отноше нии образ Макриды. А таких лишних натуралистических по дробностей в романе много. Если бы ав тор убрал их,— книга во многом бы выиграла. Роман разбух и следовало бы из двух томов сделать один. Перегру женность подробностями нередко ведет к скуке. Как писали классики? Очень экономно. Пушкин не распространялся о внешности Онегина и Ленского, а мы их четко представляем. Или у Гоголя: голова редькой. И только. А дальше об раз раскрывается иными путями — по казом действий и поступков человека. У нас этого нет, у нас преобладает стан дарт и одного человека легко спутать с другим. Это не легкое дело — показать человека изнутри, тут нужна громадная кропотливая работа. По части формализма часть наших писателей обвинять трудновато, ибо у них вообще нет никакой художествен ной формы. Пишут с расчетом, что ре дактор выправит. Дело писателя — пи сать гак, чтобы его не нужно было пра вить, не уповать на редакторский каран даш. Но самое основное и центральное — эго вопрос об идейной насыщенности книг. Для этого надо прежде всего идей но насытиться самому автору. А можем ли мы похвастаться идейной насыщен ностью ряда наших писателей? Правиль но ли описывает т. Урманов Колчака, Х ° т я бы а сцене Колчака с женой? Нет,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2