Сибирские огни, 1936, № 1
«А», — не переставал смеяться председатель, но, заметив обижен ное и, вместе с тем, недоумеваю щее лицо Матрены Дмитриевны, об’яснил: — Не «Агонь», а «Огонь», не «Арел», а «Орел», Матрена Дмит риевна, вот только чему засмеял ся я. — Ну, это што в лоб, то по лбу. По твоему «Огонь», а по-моему «Агонь». И агоиь даже лучше... Пойдем к Аксюточке, .сурово за кончила она. Черновишневые глаза смотрели на них из кабинок. Теля та протягивали мордочки р мягки ми крапчатыми, прозрачно-розовы ми ноздрями. Шершавыми малино выми язычками ш и тянулись к ру кам Матрены и Селифона. — Чистые дети! Ну, ей богу, Се лифон Абакумыч, телейок, как ре бенок. Суровое лицо Матрены снова потеплело. — Ты только взгляни на Апо- лошку! — Погонышиха указала Селифону на двухнедельного крас ненького бычка в белых чулочках на ножках. Телок зацепился перед ними копытцами за перекладинку дверцы и стоял, разлопушив мох натые ушки. — От Моньки он и Синегуба. Ну, столь ли озорной да забавный, я ровно бы и не видывала такого. Как только к нему, он сразу же на дыбашки. — Ну, ну, ишь ты какой, уша стик! — Матрена ласково потрепа ла Аполошку. — А вот и Аксюточка! :— Пого нышиха присела на корточки пе ред кабинкой, помещавшейся вбли зи печки. Недавно облизанная матерью бе логоловая телочка, пятно в пятно похожая на рекордистку фермы Аксаиху, попыталась встать на свои трепещущие еще, кривые ножки с мягкими и белыми копыт цами. Матрена подхватила ее под брюшко и помогла подняться. — А ну, господи благослови... Давай-ко, давай-ко, на свои нога. Вон мы какие рослые, — нежным голосом ворковала Матрена, удер живая качающегося с нередка на задок теленка. Адуев, так же как и Погоныши ха, присел на корточки и внима тельно осматривал новорожденную, пытаясь отыскать в ней уже и сей час те же признаки незаурядной молочности, что у матери. С ведрами парного молока в те лятник вошли телятницы. Комсо молка Настя Груздева, заметив Погонышиху, крикнула: — Матрена Дмитриевна, там вас Хорек спрашивает. Иначе, говорит, жаловаться председателю буду. Матрена осторожно уложила те лочку на подстилку и только тог да поднялась. — Скажи ему, что пусть к само му Калинину во ВЦИК жалуется. Спит! Спит, душноротый хорек!— Обращаясь уже к Селифону, гнев но заговорила Матрена, и скулы на ее лице побелели. — Аксаиха с минуты на минуту, а он с дежурной вдогонялки хра пака задает... Приперла я его, как корова собаку рожищами — к за бору. Он, было, туда-суда. «Я и не спал, да и заболед». А кой там чорт заболел — на шее-то хоть ободья гни... Гони его, Настя! Ина че сама выду, — хуже будет... — Пойдем, Селифон Абакумыч, —в конторку. Мне с тобой с глазу на глаз потолковать надо, — бро сив взгляд на телятниц, негромко сказала Матрена. «Наконец-то!» — подумал Сели фон, чувствуя, как дрожь охватила его тело. На дворе фермы, по дороге к конторке, Погонышиха несколько раз останавливалась, говорила с доярками, суетившимися у водо грейки; с возчиками, в’ехавшими во двор с сеном на семи лошадях, но Селифон плохо понимал ее речь. Он не замечал ни теплого весеннего ветра, ни первых, робких еще ручьев, прокладывающих путь по унавоженному подворью. Широкая сутулая -спина Матре ны, обтянутая рыжим зипуном, растоптанные обутки то двигались впереди Селифона, но снова и сно ва останавливались на полдороге.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2