Сибирские огни, 1936, № 1
они, окаянные, как на колесах в храпе катаются... Хищный глазок огня вздрагивая двинулся через длинный открытый двор к стойлам дойных коров. Матрена вошла в узкий коридор скотного двора. От стойл тянуло теплым и острым запахом скота. Сердитое лицо Матрены Пого- нышихи светлело, по мере того как она обходила знакомых ей до по следней шерстинки коров. При ее приближении к стойлу корова вскидывала рогатую голову и грузно ставила передние ноги. — Ну, узнала, Чебычиха! Узна ла, глупая... — Голос Погонышихи нежен. Бурая, в черных полосах на спи не, точно исхлестанная грязным кнутом, стельная восьмым теленком Чебычиха (одна из самых молоч ных, вслед за Аксаихой, коров) шумно обнюхала Матрену. — Ну, а у нас как с тобой сед- ни? — Погонышиха прибавила ог ня в фонаре и внимательно осмо трела корову. — Э, да тут вон уже что!.. Эдак к вечеру и тебя на место Аксаихи доведется. Ну, ложись, ложись, рано еще... Матрена ласково по хлопала Чебычиху по широкому крупу. Криворогая Доча встретила ее беспокойным мычанием. Погоны шиха поставила фонарь на зе'млю. — Ты это что же, дурочка? — дружески укоризненно заговорила с молодой коровой Матрена. — Почему быка не подпустила вчера, а?.. Ну, чем он не бык те бе?.. Не нравится .Синегубка? Ноздряка подведем седни. Важна ты, дева, больно, смотри... Но и разговаривая с коровами, Погонышиха не переставала думать об Аксаихе. По всем приметам ро довые потуги у ней должны были начаться вот-вот. Погонышиха вышла из двора и снова зашагала в родильное. Еще не доходя, она уловила вздох ко ровы. Матрена пустилась бегом. Аксаиха с тяжелым стоном то под нималась, то снова ложилась на левый бок. — Матушка, царица небесная, помоги! — и коммунистка Матре на Дмитриевна второй раз в это утро нарушила устав партии. Скорой, расстилающейся ино- хюдью шел саврасый конь иод Се- лифо'ном. Всадник, плотно влипший в седло, в нарядных оленьих ун тах, в куртке, сшитой из мягких шкурок пыжа, во время ходкого бега сливался со светлой мастью лошади. — Куда это ты в пышной такой сряде и на таком поспехе? — крикнул встретившийся на улице Герасим Андреич. Селифон натянул поводья. Иноходец, ходивший когда-то под разудалой кулачкой Евфали- ей, осаживая накоротке, проехал всеми ногами по скользкой дороге и послушно остановился. Адуев, перегнувшись с седла, за руку по здоровался с Петуховым. Осунув шееся за одну ночь лицо его, рас красневшееся от верховой езды, было смущено. Он не знал, как об’яснить Петухову и то, что в будний день заседлал Савраску са мым богатым седлом, и то, что на дел впервые свой тунгусский мехо вой костюм, полученный в премию за работу его бригады на тракту. — В маральник было собрался, Акинфа попроведать, а оттуда ду мал в Светлый Ключ, в совхоз махнуть. С прошлого года четыре стога сена за ними. — А на ферме, оказывают, Ма трена наша Хорька сеподня за ка дык потрясла и чуть-чуть не в толчки вытолкала. Наталку же Со рокину «а пять трудодней штра- фанула. Доярок перешерстить со бирается. Коммунисток к себе та щит. Моей бабе поклон наказыва ла. Как ты об этом думаешь? — Герасим Андреич из-под низу пыт ливо посмотрел на Селифона. Аду ев постукивал черенком плети по кованой серебром луке седла. Конь стоял, чутко насторожив острые уши. Казалось, что он вни
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2