Сибирские огни, 1936, № 1
все-таки, опустившись на лавку, уверенно и ободряюще заговори ла: — Нет! Нет и нет! И не поню хает она его!.. — Мясистые щеки вдовы дрогнули. От одного уже тона голоса ее Фроська воспряну ла. А Виринея все говорила и го ворила. — Дан собаке мосол, хоть ешь, хоть брось, хоть в запас оставь...-— И даже эта фраза вдовы, в неле пости которой поповна разобра лась только позже, теперь пока залась Фроське убедительной. — Сперва-наперво нагони и на его, и на ее рыси. Убью, мол! На куски разрежу и права буду! По тому что люблю! Потому что да те малое у меня! «Я ей скажу! Не это еще скажу! Зубами в горло вцеплюсь!» Проснувшийся ребенок заплакал и протянул руки к Фроське. Фрось ка сорвалась со скамьи, подбежала к люльке и озлобленно стала бить ребенка по рукам, по голове. Виринея оттолкнула озверев шую мать от захлебнувшегося в крике Митеньки. Фроська, точно слепая, сделала несколько неуве ренных шагов к кровати и. обес силенная, упала на нее вниз ли цом. Виринея снова решила оста вить Фроську одну, запахнула ре бенка в полы зипуна и понесла до мой: «Пусть перекипит», решила она. В избе было тихо. Только в ку ти, из медного умывальника-«по- -дергушки» позванивала капель. Фроська встала с постели. С блед ным, мертвым лицом открыла дверь в горницу. В переднем уг лу, задернутая белой занавеской (от Селифона), висела темная от времени икона — «родительское благословение». Фроська упала на колени. Залитые слезами глаза ее со страстной мольбой были уст ремлены на полустертый лик. — Святой Иеремия запрягаль- шк ! Многомилостивый батюшка, пророк Илья! Умчите тоску мою на огненной своей колеснице, — вслух молилась женщина. Истерзанная сомнениями, она не знала, за что ей ухватиться. М о лясь, вспомнила, как много раз в своей жизни гневила бога. Реши ла, что за это и карает ее гос подь. — Матерь божья! Заступница усердная! Обет, великий обет даю тебе... В какой угодно скит на мо ленье схожу. Неделю на поклонах простою. Десять верст на карачках до моленной ползти буду. Только пронеси тучу мороком... — Фрось ка ударилась головой о половицы и не почувствовала боли. Но мыс ли о Марине, о Селифоне не ос тавляли ее и во время молитвы. Ей представилось, что в этот са мый момент Селифон сидит у Ма рины и целует ее лицо, плечи... Сейчас ей больше чем когда-ли бо стало ясно, для кого обрился Селифон, для кого надел новый костюм, сапоги и пальто в будний день... Она не могла уже больше молиться. Пламенем охватил * ее гнев. Фроська схватилась с колен, набросила на голову шаль и вы бежала из избы, не закрыв за со бой дверь. ★ I Селифон разорвал исписанные листки. Мысли, только-что изло женные в письме к Быкову, пока зались недодуманными. За дверью Станислав Матвеич разговаривал с дедкой Мемноном о корове, запоротой Игнаткой Га раниным. Старики волновались, об суждая происшествие на ферме. Адуев стоял у окна, слушал об рывки их фраз. Сейчас он хотел только одного, чтоб Станислав Матвеич скорее ушел в столярную мастерскую. — ...Эдак же у нас в Вятской губернии, в Малмыжском в уезде мужичонка был, такое ли крапив ное семечко, в гневе себя не пом нил... Селифон сел, вынул из стола газету и развернул ее, но даже за головки статей плясали перед гла зами, и он скользил по ним, не понимая смысла. — ...Конишка у него с уросом был, как бывало в грязь по щетки
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2