Сибирские огни, 1936, № 1
колхоза более чистым, чем дирек ция совхоза. Будет, пожили в грязи! Председатель прошел в свою комнату. Лишь только ушел Селифон, Фроська накинула на плечи шаль й вышла. Через два двора, на квартире у Акинфа Овечкина, жил ветеринарный фельдшер совхоза Емельян Емельянович Расторгуев с женой Марьей Антоновной, ще голихой и первой в совхозе мод ницей. Спаяло Фроську и Марью Анто новну единое несчастье: непомер но частые веснушки и безобраз ность побитого оспою лица. С первых же встреч фельдшер- ша убедила Фросыку, что это не счастье поправимо. — Хотя я будто и шадровита1 лицом, — говорила Марья Анто новна, — а Емельян Емельянович души во мне не чает за сахарно белое мое тело, за огненную мою кровь и за знание секретов люб ви. Каждый раз этими секретами я его втупик становлю. Дальше разговор женщин пере шел на захлебывающийся шопот. — Только, конечно, за модой нам больше других следить при ходится. Но это и свою прият ность имеет. Кроить, шить, пере шивать, наряжаться!.. Да без это го и высшего смысла жизни не су ществует! Фроська раскрыла сундуки и по казала Марье Антоновне десятки сарафанов из шумящего китайско го шелка, пересыпанные нафтали ном, куски тончайшего батиста, нансука, вывезенные когда-то Амо сом Карпычем из Кобдо. Марья Антоновна ахнула. Друж ба женщин крепла с каждым днем. Одевалась Расторгуева на удив ленье всей деревни в платья не обычайных покроев, в цветные шляпки величиной с доброе коле со. Полировала и красила ногти 1 Шадровита—корява. у парикмахера. Подбривала в ни точку и подкрашивала брови, под водила глаза, красила губы. Ходили слухи, что носит она подкладные груди, а зимами на ночь обкладывает лицо какими-то только ей известными составами, а утрами сама себя нещадно лу пит по щекам и по часу растира ет каждую морщинку на лбу. Столько о ней болтали прилично го и неприличного чернушанцы и не только раскольницы, которым все это было в диковину, но и совхозские служащие, что все муж чины при встрече с Марьей Анто новной осматривали ее с ног до головы и! долго провожали глаза ми. Походка же у ней была отмен ная—вьющаяся, быстрая и мелкая. К ней-то и прибежала взволно ванная Фроська. •— Что хошь возьми, а научи ты меня всему секретному. И укрась ты меня, как розу, как сама себя украшаешь. Думается мне, что он не напрасно и бороду на голу кость, 'и усы над губой вприсы- почку, и кустюм, и сапоги... В судьбе Фроськи Марья Анто новна приняла горячее участие. Закрылись оии с ней на крючок, наглухо задернули) шторки1 у ок на, а к вечеру и мать родная не приз-нала бы Фросыку, — такую завивку и раскраску лица сделала ей Марья Антоновна. Сразу итти домой от Расторгуе вой Фроська не решилась. На крывшись платком, отворачиваясь от встречных, прибежала она к Виринее Миронихе и робко во шла. — Да тебя не черти ли этак усоборовали, Фросенька! — засме ялась Виринея. — Овечка! Да рас- прородимая ты моя мамынька, овечка! — но от смеха Виринея вдруг перешла к возмущению. — Это она, рябая шлюха, как ягушку закрутила тебя, да размалевала ку рам насмех... Виринея Мирониха ненавидела Марью Антоновну и всячески из девалась над нею. Копируя зыб кую походку Расторгуевой, Вирм-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2