Сибирские огни, 1936, № 1
Истинную причину, побудившую его зайти в парикмахерскую, он тщательно прятал не только от людей, но даже и от самого себя. Адуев решительно сел в потер тое парикмахерское кресло. •— Раскулачь-ка меня, товарищ цирульник, по всем правилам. Бо роду напрочь, усы — на казацкий манер, в шнурочек, голову на го родской лад — под польку. В зеркало глянули на Селифона большие черные, смеющиеся гла за, крупная всклокоченная голова, лццо, заваленное кольцеватой бо родой до разлатых смелых бро вей, высокий белый лоб и на нем— восковой, полумесяцем, шрам. Парикмахер обвил шею и грудь Адуева простыней. Схватил нож ницы и защелкал ими часто и со звоном. Возился парикмахер с Адуевым около часа. На полу, по- верпнутая во прах, валялась боро да, клочья глянцево-черных волос. — Как с доброго барана— коп на шерсти, — пошутил Селифон. С каждой минутой он все боль ше и больше не узнавал себя. Ли цо выглядело сухощавым, щеки— нежноголубыми и блестящими. Прямой крупный нос стал словно еще больше, раздвоенный посреди не подбородок — гладким и си зым. Под коротко остриженными усами проступили губы, сочные и яркие. Парикмахер, нагнул ему голову, намылил затылок и в два приема подрубил бритвой кромку мягких, искусно подстриженных волос. Мимо удивленной до вскрика Фроськи прошел Селифон в гор ницу и сказал оттуда: — Достань-ка мне, Ефросинья, костюм новый, хромовые сапоги и пальто. — Это какая же нечистая сила обкарнаться тебя по-мусульмански заставила? И для какого такого случая кустюм новый обновлять до светлого христова воскресенья вздумал? — вытирая о фартук ру ки, Фроська вошла в горницу. Во взгляде ее горела и ревность, и закравшийся испуг, и собачья пре данность, и любовь. Селифон отвернулся к окну. — Торжественное заседание се годня. Договор на соревнование с светлоключанцами подписываем... У правления колхоза, возле крыльца, мусор скопился бугром. В помещении, на полу, на стенах впервые заметил Селифон давниш нюю, окаменевшую грязь. «Дома через день полы моются, к каж дому празднику стены белятся, а тут...» Еще на пороге он крикнул: — Мемно-он! Счетоводы перестали щелкать на счетах, недавно выделенный жен- орг Аграфена Татурова, присутст вующие в правлении бригадиры и колхозники уртавились на предсе дателя. Весь вид Адуева был так необы чен, столько ’твердости залегло в крепко сомкнутых, обнаженных губах, такая внушительность во всей его подобранной и легкой, несмотря на огромный рост, фигу ре, что казался он переродившим ся за одну ночь. Старик стал посреди комнаты. — Куда такая поспешность? — спросил он, но глянул на непри вычно босое лицо председателя, на новый костюм его, не удер жался и рзакинул руки: — Елки-палии!.. — Мемнон! — еще строже обо рвал сторожа Адуев, чувствуя, что глаза всех устремлены на него и вот-вот брызнут неудержимым смехом. — Сегодня вечером тор жественное заседание. Подписыва ем договор. В договор я внес пункт о чистоте в телятниках, в скотном дворе. А у нас? — стро гими глазами председатель обвел пол, стены. Присутствующие тоже посмотрели на затоптанный, за плеванный пол, обшарпанные зи пунами стены. — Товарищ Татурова! — Сели фон подошел к Аграфене. — Бри гадиры нарядят тебе по две убор щицы от бригады и, под твою личную ответственность и под от ветственность Мемнона, к сегод няшнему вечару и с сегодняшнего дня держать помещение правления
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2