Сибирские огни, 1936, № 1
. Марина наклонила голову. Ей ка залось, что, оставаясь безучастной к разговору Обуховой, она понудит ее 'быстрее кончить и чаепитие, и бесконечные расспросы, чтобы дви нуться в дорогу одолевать «послед ние тридцать верст». Разговор, на конец, смолк. Марина быстро по вернулась. Сердце ее похолодело... хозяйка стелила h im постели. «Ночевать в 'Светлом Ключе!?»— глаза Марины расширились. Марфа Даниловна заметила ее. волнение. — Ямщик решил кормить, отды хай... Марине хотелось негодующе громко крикнуть, топнуть нотой, но она только закусила .губу. Через минуту, не снимая платья, легла: «Долго ли покормить лошадей»... Но Обухова разделась, подвинула к изголовью стул, положила на не го папиросы, спички, поставила лампу. «Опять, значит, будет читать о своем животноводстве»... — Мари на плотно закрыла глава. ... «Он» подошел к ней неслыш но и крепко обнял за грудь. Дрожь и жар охватили ее. Борода его лег ла на открытую ее шею... Она, за дыхаясь, прижалась к нему, шеп тавшему ей что-то милое бессвяз но и исступленно. И этот сжигаю щий ее шопот, вырывающийся из самых сокровенных глубин его сердца, звучал в ней, как огненная музыка... Марина отбросила одеяло. На стуле горела лампа. Обухова, полу лежа на высоких подушках, читала книгу. Открытое ее плечо стало зябнуть, и она движением' ,спины старалась закрыть его одеялом. Марина была в поту. Марфа по чувствовала ее взгляд и поверну лась. — Спи, я разбужу тебя, я не .про сплю. — Марина снова закрыла глаза. Неотвязно вставали в памя ти его ласки. Раннее, раннее .утро. Он еще опит, 'положив большую черноволо сую голову на ее руку. Она тихо- тихо начинает освобождаться. Ста раясь не разбудить, поддерживает голову его на-весу. И вдруг лицо его начинает улыбаться, хотя глаза еще закрыты. Он крепче прижимает голову к ее руке, она сильней, на стойчивее тянет свою руку. И вот они уже затеяли веселую возню. Мягким крылом бьется в окно рассвет. По деревне заливаются пе тухи, гогочут проснувшиеся гуси, призывно мычит корова. А на за ре, под гомон наступающего дня, пьянеет сердце, захлестывают, об жигают бессвязные, милые слова... Босыми, голубоватыми в сумраке ногами, неуверенно переступает по холодному полу. Зыблются поло вицы, надвигается потолок... Глаза ее ничего не видят, хотя в комнате уже светло. 'Струя воды освежает разгорячен ное лицо, грудь. Прошла в горницу, оставляя от печатки .мокрых ног на крашеном полу. Пастель, упавшее на пол одеяло еще хранят жар и запах их тел. И долго еще, сидя под теплым животам коровы, в шумах, падаю щего дождем, выдаиваемого моло ка, слышатся ей его слова. Пухнут, поднимаются в подойнике кружев ные разводы молочной пены, без звучно лопаются мелкие пузырьки, а она смотрит на них и ничего не видит и 'замирает от истомной ра достной дрожи. Когда Обуш,ихаразбудила ее, Ма рине казалось, что она забылась на одну только минуту. В теле была разлита неутоленная тоска. На столе клокотал самовар. Ма рина быстро умылась и так же бы стро, как и вчера, вылила стакан чая. Сквозь застывшее стекло со чился '.мутноватый 'Свет утра. Марфа Даниловна медленно на мыливала толстую крепкую шею. промывала в ушах, фыркала, пле скалась у умывальника, старатель но чистила зубы. Мохнатым поло тенцем докрасна протерла плечи и грудь и только тогда стала оде ваться. За чаем снова говорила с хозяи ном о делах «Скотовода». Марина уже оделась в дорогу, а Обушика все еще пила чай. Ее раз дражала медлительность подруги. И даже начинало казаться, что .Мар фа сознательно изводит ее, так
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2