Сибирские огни, 1936, № 1
лившаяся в белоснежный жавлук1, стояла вместе с колхозницами и влюбленно 'смотрела на мужа. Зав тра й завьюченной, изношенной до дыр юртешкой она ирииочует к не му в горы и будет вместе с табу ном передвигаться с одного пастби ща на другое, а сегодня Робега хо чет насладиться невиданным тор жеством проводов ее Рахимжана. Маленький как подросток, , с ссохшимся босым лицом, старый казак чувствовал большую радость. Бму хотелось сейчас скрыться куда- нибудь и выплакать ее потихонь ку. Под ликующий марш, сыгранный на баяне Иваном Лебедевым, пред седатель колхоза вручил Рахимжа- ну новые яловые сапоги, пару белья и новый медный чайник. —* Эта посудина тебе пуще всего пригодится. Твой-то, 'Сказы вают, прохудился, — видя волнение ста рика, просто сказал Герасим Ан дреич. Старик крепко прижал подарок к груди. ★ С гор Рахимжану в долине видна река. Вздувшаяся от дождей, стре мительная в порогах, отсюда она кажется ему белым хвостам люби мого косячного жеребца. Пастух ча. сами смотрит на строгого хозяина табуна. Жеребец словно высечен из камня. Устремившись в одну тон чу, он подолгу стоит неподвижно вблизи пасущегося на поляне ко сяка. Ниже — темный пояс кедровни ков: там опасность. По ветру, все гда гуляющему на вершинах, жере бец не раз улавливал принесенные оттуда пугающие его запахи зверя. Высоко вкинув голову, раздув го рячий, розовый храп, жеребец слу шал. Но и слушая, ни на минуту не упускал из виду глупых, беспечных стригунчиков... Одна из самых озорных, золотисто-рыжая кобыл ка, задорно взвизгнув, 'поддала за дом серого лоншака и со всех ног бросилась к лесу. В несколько прыж- 1 Жавлук — белый платок, закрываю щий голову и плечи казачек. ков жеребец осадил ее. Он был еще очень далеко от шалуньи, но она уже слышала гневный его поскок. Звон подкованных его копыт гроз нее пронзительного окрика пастуха. Рахимжан любовался стремитель, ным бегом ревнивого Белка, грозно пригнутой к самой земле шеей, вьюгоподобной его гривой. Скачу щий по зеленой луговине белый кань ему казался весенним обла ком. Жеребец оттеснил от леса та бун на открытую поляну и снова за мер на высоком пригорке. И даже Рахимжана, много пере видавшего на iCBioetM веку добрых 'косячных сторожей, ойротский та бунный жеребец поражал неутоми мой 'бдительностью. — 'Когда он и ест только, — де лился пастух с Робегой. — Рано- рано, зорькой хватит немного и сно ва смотрит. Опустит морду в тра ву, а уши как у волка. За эда ким жеребцом пастуху — сало ко пить... Высокогорная луговина пылала крупными альпийскими цветами. Здесь еще только распускалась пахнущая медом весна. Желтое и багровое пламя цветов неудержимо вырывалось из густых сочных трав. Высоко в небе парил беркут. Па стух знал, что поблизости, на об рывистом утесе, у него гнездо. Не сколько лет наблюдал Рахимжан за жизнью сильной птицы. Не раз при ходилось видеть ему, как беркут стремительно падал на землю, мертво хватая мохнатыми когти стыми лапами зазевавшегося кул- на1, неопытного молодого глухаря. Еще утро, еще блестит на траве роса, еще пасутся по ущельям зыб кие туманы. Хорошо, дружно кор мятся кони. Уж не признать запар шивевших зимою, клочкастых кол хозных кляч. Вычистились, выката лись на приволье. Весело на душе у Рахимжана. И вот, над горами, над темнеющими внизу кедровниками на высоких но тах поплыла песня. Старая Робега, готовившая около юрты шипучий, пьяный кумыс,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2