Сибирские огни, 1936, № 1
Председательствовал Герасим .Пе_ тухюв. Селифон Адуев сидел вдаль нем темном углу. Он, казалось, не слушал, что говорил Петухов о де сяти лошадях, упавших за зиму, о расхищении колхозных кормов с поля. 'И действительно, все, что проис ходило на собрании, шло помимо сознания Селифона. Его занимал только один вопрос: «Ну, а что же дальше?» По-собачыи 'Сидевшая Соловуха, подвешенные на веревках кони пре следовали его неотступно. Герасим Андреич кончил. Адуев надвинул шапку на самые брови. Первый раз поднял голову 'Сели- фон, когда заговорила Погоны- тиха. И в грубых, как всегда, сло вах ее и в 'стремительных взмахах большого мужского кулака он чувствовал ту же ярость, которая сжигала его самого. Адуев перевел взгляд на присутствующих. 'Казак Ракимжан теребил опушку мала хая. (Старик почувствовал взгляд Адуева и вскинул на него глаза. Умирающий на конном дворе ры жий мерин, принадлежавший ко гда-то этому бездомному, нищему пастуху, и сам он такой же роб кий, заезженный жизнью до пре дела, — в глазах Адуева сплелись в 'ОДНО . —'...Он, барсук вонючий, хотя бы и Корнейка Пахомов, только того и ждет, чтоб получить наряд на лошадей за саном, — ругалась Матрена. — 'В конюшню прибежит чем свет, поймает каких получше, да вместо колхозного-то сена до обеда из лесу дрова для себя во зит, только бич свистит. А к вече ру на тех же лошадях по наряду сено везет. На двор кони придут в чем душа — мокрые, хоть выжми. И выходит, что коням-то достает ся как худой Аленке — вдаоенки. Я сама его на этом деле поймала. А почему, спрошу я вас, мужички, конскую силу воруют Кореейки?.. И как ию за углам шептать я не лю'блю — напрямюи резну: сами мы ворами конской силы Корнеек сде лали. — Матрена остановилась. Все с удивлением смотрели на нее. — Слушайте же правду-матку, товарищи правленцы. Лошадей в общую конюшню колхозник сдал? Сдал! А нужды по домашности остались? Остались. А на нужды эти удовлетворенности нет? Нет! Вот он и мудрует-ворует. А через воровство она и дохнет. Потому, что в торопливости он животины не жалеет и со своей правей ру ченьки бичищем лампасы на брю хе у ей кроит. Да эдак после двух нарядов и у доброго коня — копы та на-сторощу... Селифон внимательно слушал прямую, резкую речь Матрены. «Она права. Надо выделить де журных лошадей для домашних нужд, но это не все...» —• Товарищи! Я много читал и читаю всяких умных; книг. — При звуках рыклинюкого голоса Сели фон вздрогнул и помутнел лицом. Злоба, мучившая его весь день, вспыхнула с новой силой. Адуев шумно 'Отвернулся к стене и зажал ладонями уши, но слова Рыклина были слышны ему. «Ты для ник в крыльцах широк... Коллектив нужен для тлей», вспом нил Селифон слова Егора Егорыча, сказанные им два года тому на зад. «И он у нас на ответственном посту!» — Адуева начала бить дрожь. — ... И поскольку я их читаю, то варищи, постольку и много думаю. И вот еще год тому назад до чего я додумался, раскроюсь вам в ду шевной самокритике. — В основавыи жизни, думал я, лежит миллион страданьев и обо юдных жестокостей. И прожить без этих жестокостей и страданьев, как рьибе без воды, человеку без воз духу, — нельзя. И вот лежал я од нажды на покосе, над всем изве стной вам речкой Крутишкой. — А ты к лошадям ближе,-— не выдержала Погонышиха. — Я поверну, Матрена Митревна. Конкретно поверну, — повернулся к Погонышихе Егор Егорыч. — Лежу, значит, и не перестаю думать над фактичностью жизнен ной жестокости и вот вижу: -неболь шой эдакий паучок накрутил над самой ©одой, в прогалине осоки,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2