Сибирские огни, 1935, № 6

Д ЕТСТВО И' ЮНОСТЬ В. В. КУЙБЫШЕВА I ишняпинпшн W tMtm »IT№ ниtmштнинтнилтшишнптп* izs А Валериану пришлось несколько дней скитаться по товарищам... Потом опять арест и возвращение в каинскую ссылку. Часто вспоминается один ужасный эпизод из жизни Валериана. Получили телеграмму, что Воля этапом едет через Каинск. Про- сит встретить. Он телеграмму послал случайно — выбросил ее из -окна вагона стоящему на платформе совершенно незнакомому че- ловеку. Мама, Надя и я поехали на вокзал. Вот пришел поезд. Бежим к вагону. В решатке окна — Воля. Он радостно улыбается нам. Уго- варивает маму, чтобы она не плакала, ободряет ее, что уж не так ему. плохо... Конвоир одергивает его, Валериан не обращает внимания— разговаривает с нами, опять замечание конвоира... и когда трогается поезд, мы видим искаженное лицо Валериана и приклад конвоира... Надя в слезах бежит к железнодорожному жандарму, мама еле дер- жится на ногах, а поезд уже далеко от станции... — Зачем я сюда приехала! Что сделают с ним? — всю дорогу сквозь слезы говорила мама. Когда Валериан жил у нас, он никогда не говорил, что его би- ли в тюрьме, он, видимо, не хотел огорчать родных. Уже совсем не- давно, вспоминая этот случай, он рассказал, что его тогда жестоко избили конвойные и надели на него кандалы. Первые аресты трудно переносил Валериан. Он старался писать бодрые письма, но каждая строчка звучала у него грустью. Восемнадцатилетний Валериан писал из тюрьмы: Эту ночь я без сна проведу, Буду думать, смеяться, рыдать... Этой ночью мечту изживу, Пред зарей перестану мечтать... Пред зарею я выйду к снегам, Распахну утомленную грудь... Улыбнусь вдали синим лесам И скажу тихо сердцу «забудь>. Потом он писал стихотворение к маме: Замолчи, мое сердце, не думай о воле, О задумчивом лесе, о солнечном поле. Слышишь, в камеру входят, грохочут ключи. Скрой же слабость мечтаний, будь гордо в неволе, Замолчи... Предо мною твой образ, любимый и милый. Не дождаться меня из-за стенок могилы, Позабудь, позабуду и я как-нибудь, Ведь на многие годы мне надобны силы, — Позабудь... О свободе, о жизни замолкли рыданья. Ни оковы, ни стены, ни годы страданья Не заставят позорной пощады просить. Не сломить мою гордую стену молчания, Не сломить. Когда получалось письмо с сообщением, что Воля идет в ссылку, все облегченно вздыхали. Ужасно было представлять нам Волю за решеткой. Ужасов этапов и ссылок мы не представляли и поэтому всегда радовались, что он не в тюрьме. После каждого нового ареста мама печально говорила: — Воля опять наделал делов... — И безнадежно махала рукой. Это значило, что Воля опять в тюрьме. — Девочка, не говори никому, что у тебя брат политический,— как-то неловко просил папа. Нам запрещалось говорить о брате знакомым и в гимназии. Нас это очень оскорбляло, мы тайно гордились Валерианом, заучивали его стихотворения на память и декламировали их, как нелегальные.