Сибирские огни, 1935, № 6

с . м. КИРОВ в ТОМСКЕ ШТШЯТКПЯШШШШШШТЯПШШШШШШТ l i s тогда же был арестован в Благовещенске, Попов М. — по месту ссылки в Челябинске, Решетов — в Томске, а Костриков в течение двух лет не был разыскан и арест его последовал лишь в 1911 году, в гор. Владикавказе. Мы трое были арестованы летом 1909 г. и этапным порядком препровождены в Томск, судились в марте 1910 г., дело же Косгри- кова было выделено и разбиралось лишь весной 1912 г. По суду он был оправдан и возвратился во Владикавказ. Таким образом, Сергей Миронович с 1904 по 1912 г., т.-е. в тече- ние более семи лет, был связан с Томском. Первые два ареста были кратковременны и дали ему общую за- калку. Длительное же сидение с лета 1906 г. по 1908 г. было -широко использовано им для самообразования. После ареста в 1906 г. мы сидели в камере № 28 секретного от- деления загородной тюрьмы втроем — Костриков, Попов и Шпилев— в течение 4-5 месяцев. Тюремный режим был свободен, вплоть до того, что находящиеся там пересыльные товарищи нарымцы ездили в город за покупками для нашей тюремной коммуны; в тюрьму ре- гулярно проникала нелегальная литература, включая литературу цен- тральных органов. Тюрьма издавала на гектографе свой журнал, в котором Сергей Миронович принимал постоянное участие, наконец, в тюрьме проводились лекции с законченным циклом занятий, круж- ки и диспуты. В томской тюрьме того времени было больше «поли- тических свобод», чем в самом Томске, в котором губернатор барон Нолькен ввел режим свирепой реакции. Зимой в конце 1906 г. про- изошло крупное столкновение с тюремным начальством, попытавшим- ся «завинтить тюрьму», перешедшее в прямой «бунт». Были разбиты окна, двери, а в нашей камере № 28 была даже разобрана печь, кир- пичами которой разбивались двери, закрытые с утра, вопреки уста- новившейся. традиции. Были введены войска, открывшие огонь по секретному корпусу, в результате чего оказалось двое раненых. Но тюремное начальство не решалось еще применить меры, которые бы раздавили наше сопротивление — в это время было открытие Го- сударственной думы, поэтому ввиде компромисса начальство предло- жило нам перейти в общие камеры так называемых «красноярских бараков», где режим устанавливался' также свободным. Пожелавшие же остаться в секретной должны были подчиниться режиму закры- тых дверей. ' Несмотря на неудобство общих камер, где трудно было устано- вить дисциплину, обеспечивающую возможность заниматься, мы ре- шили с Сергеем Мироновичем переселиться в «красноярский барак», чтобы не подчиниться новому режиму, вводимому в секретной. В «красноярском бараке», в камере N° 1 нас сидело 43 человека. Установили жесткую конституцию и повели кружковые занятия. Сер- гей Миронович читал на кружке по современной терминологии «по- литграмоту». Ночью же, когда вся камера засыпала, читали «Капи- тал» Маркса узким кружком (Костриков, Шпилев, Попов, Шамшин Вася и Полторыхин). Засиживались за этой работой до 3-4 часов но- чи и вскоре по изобретению Кострикова вообще превратили ночь в день, т.-е. занимались ночью до утра, а спали днем до обеда, кото- рый был в час дня. Такой распорядок установили ввиду полной не- возможности заниматься днем — буйное население камеры в 40 че- ловек, несмотря на конституцию, порядочно шумело. Это обстоятельство, наконец, заставило нас после нового года добровольно перейти снова в секретную, где мы вдвоем с Кострико- вым принялись за серьезные занятия. Сергей Миронович решил ис- пользовать тюрьму как университет. По собственному желанию,