Сибирские огни, 1935, № 5

ПОВЕСТЬ О РОДНЫХ И ЗНАКОМЫХ •Н1ШШ1ИМ11ИЙШ1И1111Ш11И1111111ИЙ11И11 75 Ранним утром показался Байкал, расплывчато и неясно, как на переводной картинке. И только когда поезд, постояв на Мысовой, •повернул по западному берегу и стал нырять в тоннели, Байкал на- чал проявляться. После каждого тоннеля как будто стирался тонкий слой и далекие берега проступали резче и яснее. Наконец, в темных морщинах прибрежных камней стали различимы узкие крутые поло- сы снега. Но над самым Байкалом долго еще висела пелена и через нее смутно виднелось ровное ледяное поле и укутанные фигуры лю- дей у проруби, похожие на смирных тюленей. Закутавшись в белый теплый платок и поджав под себя ноги, Наташа сидит у окна. У каждого тоннеля она видит красноармейца в длинном желтом тулупе и с винтовкой, и это ей доставляет удо- вольствие. Хочется постучать в окно, кивнуть головой, сказать: «Доб- рый день, товарищ!» А вон у того — какие красные щеки, и мехо- вой воротник кругом заиндевел. Ишь, какой холодный апрель на Байкале. Наташа протирает стекло и вдруг в глаза ей бьет яркое солнце, красноармеец мелькает совсем близко от окна, и вот уже поезд снова гулко шумит в тоннеле. На боковой лавочке, где она сидит, все эти дни сменяются пас- сажиры. Они не добиваются более удобных мест, потому что садятся не на двенадцать, а на двое, трое суток, развертывают на коленях газету и закусывают, пьют чай и рассказывают о своем. За Иркутском вошел русобородый великан с перебитой бровью, в полушубке и с чемоданом, уселся к окну и сказал всем: «Приятно кушать!» Наташа захлопотала, подвинулась. — Садитесь с нами. — Только-что отчаевали, — сказал он. — А вот девушке к чаю калачик. — Он достал из чемодана хитро сплетенный калачик и про- тянул Тане. Снял полушубок и оказался в военной гимнастерке. — Наверное, из дома едете? — спросил Адоньев. — Хоть не из дома, но все-таки от своих. Ездил к своим под- шефным. — Что же, военная часть? — Летчики, — ответил с гордостью великан. — Какой у них командир! Ромб носит, понимаете, а меня усадил в зале посреди ко- мандиров: «Рассказывай, — говорит, — о партизанских боях». Чудак! Чего о них рассказывать: голыми руками дрались. «Ну, говорю, — нам бы теперешнее вооружение — били бы и звания не спрашивали бы». — Значит, тоже партизанил? — спросил Адоньев, и Наташа за- метила, как сразу повеяло между ними теплым доверием. — А как же! — сказал великан. — Ты и бровь там перебил? — Нет, бровь — это у меня охотничье дело. Как-то пороху сып- нул изрядно, только прицелился, а он ка-ак ахнет! Я даже ничего и не понял сперва. Увидел словно бы трубочку внутрь себя, а потом уж стала невыносимая боль. Это у меня курок вылетел и бровь перебил, а глаз остался. Потом, как стал партизаном, все меня звали «Боевой», так и ходил с таким именем, а в бою нигде не задело. — Большие были бои? — спросил Евстратов. — Кабы вы места знали, так можно было бы план срисовать. Все^го у нас тут было. Царь, видишь, оставил нам обух, а интервен- ты и обух отняли. Остались мы с одним топорищем. — Расскажите, товарищ, про бои, — попросила Наташа. — Не у Степного Баджея стояли? — О- о! У Степного, так и есть. Вожди наши были Кравченко и Щетинкин.