Сибирские огни, 1935, № 5

70 f!lll!!lll!llll!l!l!№l!l]!ll!!lll!III!l!l^ H. ЕМЕЛЬЯНОВА — Товарищ Адоньев, — сказала она прямо. — Вы не думайте, Что я так уж смела и решительна, и сама без мелких мыслей, как это может показаться по моим словам. Когда рассказываешь о себе, сна- ружи это выходит лучше, а сколько всего перечувствуешь, сколько мелких мыслей переберешь. Мне грустно, что я уехала от Алексея на полгода. А вдруг — зимовать? Значит год. Но когда я подумаю, что мы, можем жить иначе, лучше, доверчивее, мужественнее, чем жили наши отцы и матери, — тогда я решаюсь, хотя мне и больно, и дурная мысль мелькает о людях, и страх, не полюбит ли Алексей другую женщину, — но я все-таки решаюсь. Так сложно все, — ска- зала она облегченно, смахнув со щеки какую-то незаметную пушинку. — Не просто живешь, Наташа, — вдумчиво оказал Адоньев. — Я иногда думаю, — Наташа, успокоенная ласковым тоном Адоньева, уже меньше упрекала себя, — что нашу страну отличает развитие «чувств на расстоянии»: есть связь телефонная, телеграф- ная, радио и еще одна, самая крепкая. А жизнь так сейчас полна, и не хочется что-нибудь упустить из нее. — Простите, товарищ, — с хорошей улыбкой сказал спокойный человек с продольной полки, — моя фамилия Евстратов, агроном. — Он вежливо поклонился, голова у него была коротким серебряным ежиком. — Я слышал конец вашего разговора, и мне хочется сказать, что вы или колоссально работоспособны, или вам почти невозмож- но дорасти до крупного научного работника. Все-таки силы-то рас- пыляются? — Конечно,—уверенно сказала Наташа. — Но ведь не думаете же вы, что красноармейцам всегда понадобятся кружки математики и естествознания, а женщинам — ликвидация неграмотности. Ну, ска- жем, поработаю так еще пять лет, буду пока средним геологом, а там возьмусь крепко и, посмотрим—может, чего и добьюсь. Хотя мне уже тридцать третий год, но я себя из рук не выпускаю. — Мама у нас такой физкультурник, — сказала Таня, — с па- пой ве зде — и на лыжах, и на велосипеде. И мне подарит вело- сипед. — Вообще, в вас очень мало равнодушия. Это хорошо, — улыб- нулся Тане агроном.—Я так думаю, что вся наша первая пятилетка только и повторяла нам: «Освободитесь от равнодушия». Ваше го- рячее желание все, именно все охватить, напоминает мне пусковой период наших заводов. Знаете, каждый из наших заводов пережи- вал такой период. Он состоял из горячего желания работать и не- умения организовать свои силы и работу. — Да,—сказал Адоньев, — голова-то у ней горячая, но, говорю, стратегия хромает! Скажите, в какое время живем, — обратился он к агроному, — до чего человек жадный пошел. А все-таки, зря Таню с отцом не оставила. — Но, товарищ Адоньев, мне кажется, у родных Тане будет лучше,, а мне спокойнее. ^ — Так бы и сказала, — заворчал старик. — Ну, предлагаю всем итти гулять, а то мы Таню совсем забыли. Поезд остановился на маленькой станции. Последние облака ухо- дили к горизонту. Небо словно вздохнуло широко и свободно. На фоне светлой его глубины топорщились голые ветви деревьев. Бу- рый прошлогодний лист устилал узенькую платформу. Маленькая кучка снега, обтаявшая грязными мелкими сосульками, еще лежала у желтой стены станции. — И не заметили, как погода разгулялась, — сказала Наташа.