Сибирские огни, 1935, № 5

ПОВЕСТЬ О РОДНЫХ И ЗНАКОМЫХ шишшкишицишишиUHtHUiftUlIlmUmiUtиШШиШИШЦиШИЩЦШ!i 1ШШШ1 67 — Он теперь начальником штаба, — сказала Наташа с гор- достью. — Ну, а вы, — глаза железнодорожника хитро заблестели и он наклонился вперед, — просто жена, или... вы не обижайтесь, я ва- шего брата знаю хорошо. — Старик, словно сообщая секрет, доба- вил: — Женорганизатор я. Адоньев — моя фамилия. Наташе около старика было так, будто в поезде стало, как дома. Такой встретился человек, как родной! Наташа посмотрела на верх- нюю полку. Там крепко снал лицом вверх старый китаец. Реденькое одеяло постепенно сползало с него вниз углом и теперь уже совсем загородило от нее Адоньева. Она подхватила одеяло и накинула на китайца. — Так вот, товарищ Адоньев, у меня очень трудная для жен- щины специальность. Я — геолог. Наташа сказала это смущенно. Ей всегда было стыдно назы- ваться геологом. В одном слове «геолог», казалось ей, заключалось и то, что она могла учиться, когда множество людей этой возмож- ности не имели, и то, что она и по материальной обеспеченности стоит на какой-то ступенечке выше многих. — Хорошо. А как же летняя работа? Куда Таня-то? — Адоньев, видно, и впрямь был женорганизатором. — Вот, вы сразу поняли, — сказала Наташа, — а многие не по- нимают. Тут у меня труднейшее дело. Летняя работа — значит, Таню надо оставлять на отца. А отец-то военный... — Эге. .. Так, значит, едете не кататься к отцу-матери, а на ра- боту? — Еду, все-таки, к отцу на Кавказ. Мачеха у меня. Думаю Таню оставить, а сама далеко собралась на этот раз: на Новую землю. — Здорово! Хоть куда — молодец! — улыбнулся старик. — Ну, Таня, и мать у тебя! Матери, — помни, Таня, — всех из вас троих труднее. Ну, что же. .. Звать-то вас? .. Так вот, Наташа, духом не па- дай. Только что же, места, что-ль, не нашлось у нас, на Дальнем Востоке, работать, что вон куда зае зжаешь? — Из - за Тани и еду. Все равно везти ее через Москву, потом я — на Новую землю, кончу работу, а там — за ней и домой. — Н-да, стратегия что-то не того, — качнул головой Адоньев и по-детски искренно рассмеялся. — Не обижайтесь на старика. Я все понимаю. Тебе, поди, решать-то было нелегко. А почему с отцом не оставила? Наташа ответила насчет военной неудобной службы и границы. — Эго — пустяк. С ребенком ему соседки помогли бы упра- виться. — Не могу найти таких соседей, товарищ Адоньев. — А? — переспросил старик. — Ну,, как не можешь? Плохо, Наташенька, искала. Дружба-то у вас меж собой есть, или как? — Адоньев очень стал похож на врача, который, нахмурив брови, до- искивается до причины болезни. — Дружба у на!с; не общая, а по выбору, — подумав, сказала Наташа. — А мне думается, надо бы так дружить: всем со всеми. Вообще, не допускать мелких чувств. У нас все как-то на мелких чувствах. — Труд, Наташа, мелкий, — серьезно заговорил Адоньев. — П далеких наших местах еще не обходится женщина без стирки н стряпни. Но вреден не так сам мелкий этот труд, как то, что он ро- дит пустые разговоры о мелочах. Они ум мельчат — вот это плохо. Но покажи женщине другой образ действия для ее ума, и она сей- час же душевный рост даст.