Сибирские огни, 1935, № 5

В ПЛЕНУ !1111111111Н№11!1»1111111№ 35 ем казака, мы со Скалеповым установили усиленные сношения с тре- мя соседними камерами, в одной из которых сидел товарищ Спиан, во второй — Стрижак, в третьей — Фурсов, бывший командующий войсками при первой советской власти в Омске. Небольшой круг большевиков, посвященных в конспиративные переговоры, разраба- тывал планы на случай успешного восстания в городе и освобожде- ния тюрьмы и на случай провала восстания и неизбежной расправы с заключенными. Мы знали, что нигде никакая власть добровольно не сдавалась, не сдастся и колчаковия. Мы понимали, что если бы восстание в го- роде прошло успешно и мы взяли бы в плен Колчака и его прави- тельство, все(-равно нам пришлось бы иметь дело еще с огромной армией, разбросанной по Сибири и расположенной на фронте. Кроме того, неизвестно, как будут вести себя чехи и многочисленные ино- странные миссии, скопившиеся в Омске со своими войсками. Несом- ненно было одно: если восстание не удастся, сидящих в тюрьме унич- тожат. В эти дни многие так думали: «Впереди либо свобода, либо смерть...». 12. ОСВОБОЖДЕНИЕ В ночь на двадцать второе декабря 1918 г. мороз доходил до со- рока градусов по Реомюру. Но в нашей камере было тепло. Вечером мы сожгли в печи около трех пудов древнейшего и ценнейшего сибирского архива, который колчаковская администрация раздавала в места заключения и в казармы — вместо дров. Вначале мы проте- стовали против этого варварства, посылая свои протесты на волю; но видя безрезультатность этих протестов, жгли теперь драгоценный архив — даже не читая толстых пожелтевших листов, подписанных то Екатериной Второй, то Павлом Первым, то каким-нибудь казачьим есаулом, описывающим свои походы против «поганых». Сегодня спать легли поздно. Но в натопленной камере стояла одуряющая духота и вонь, воздух проспиртован был запахами пара- ши, керосина и человеческих испарений. Мне не спалось. Я долго ворочался с боку на бок и прислуши- вался к звукам с воли. За тюремными стенами, на площади было тихо. Некоторые товарищи тоже плохо спали, часто ворочались и часто вскакивали, ловили клопов и вшей и снова валились на нары. Не помню, когда уснул и долго ли я спал. Вдруг через окна от площади прилетели какие-то странные звуки. В затуманенном созна- нии мелькает привычная мысль: «Неужели опять автомобиль? Неужели опять повезут кого-ни- будь на расстрел?» Но нет, в морозном воздухе глухо плещутся человеческие голо- са, они то удаляются, то вновь нарастают, как будто тарахтит где-то телега, звенят и скрипят по снегу железные колеса. Наконец, я проснулся как следует. Но все еще не могу понять — что случилось? Проснулись и другие заключенные. Лежат с откры- тыми глазами. Прислушиваются к звукам, доносящимся с воли. Но все молчат. И все смотрят в потолок. Голоса и звуки за стенами тюрьмы как будто замерли. Послы- шался шум где-то внизу, в самом здании тюрьмы. Через несколько минут в коридоре нижнего этажа раздался выстрел. Шум человече- ских голосов нарастал и вздымался к верхним этажам. В нашей ка- мере проснулись уже все. Офицер Новиков тревожно произнес: — Товарищи! . .. Где-то стрельба! .. 1 Богомаз спокойно ответил: