Сибирские огни, 1935, № 5

30 •Ш1Ш1ШШИИ Ф. БЕРЕЗОВСКИЙ — Возьмите его в больницу, — сказал я старшему. — Больница переполнена, — с тупым равнодушием ответил стар- ший. — Но ведь нельзя же больного держать со здоровыми!?. — А почему же нельзя? — продолжал издеваться старший, раз- глаживая усы. — В других камерах лежат. .. Полежит и у вас... Вы ведь свои люди... По-свойски и ухаживать будете. — Мы требуем, чтобы пришел доктор, — вскричал Богомаз. Не меняя тона, старший ответил: — Какой же сейчас в тюрьме может быть доктор?.. Ведь скоро полночь!.. — Значит, он будет валяться промежду нас, — возмущенно кри- чал Стенька Разин, указывая на метавшегося товарища. — Значит, мы будем валяться бок о бок?! Так? Так?.. — Ничего. .. небольшие господа. .. поваляетесь вместе, — ответил старший, повертываясь к двери. Я крикнул ему вслед: — Вы — звери, а не люди! Старший оглянулся с порога и, злобно косясь на меня, про- ворчал: — Будете ругаться, прикажу посадить в карцер... Он шагнул через порог — в коридор. , Камеру заперли. Григорьев лежал между мною и поэтом Славниным. На нарах бы- ло тесно и лежали мы почти прижавшись друг к другу. Григорьев горел в тифозном огне и обжигал меня своим дыханием. Всю ночь он метался и бил руками то меня, то Игоря, вскакивал и пытался бе- жать. Только перед рассветом он немного забылся в полубредовом сне. Уснули и мы. Утром на поверку пришел помощник начальника тюрьмы. Мы снова стали требовать перевода Григорьева в больницу, тре- бовали устройства при тюрьме изолятора. — Больница переполнена, — сухо сказал помощник. — А на изолятор нужны средства. .. У нас их нет... — Но ведь он перезаразит нас всех! — Ну и что, — спокойно говорил тюремщик, — переболеете здесь. Зато на воле не будете болеть... Товарищи запротестовали: — Это безобразие! — Нахальство! — Мы протестуем! Перебивая крики, помощник взревел: — Тюремных порядков вам не изменить!., а будете шуметь, — я прикажу лишить вас прогулок! .. Не забывайте, что вы в тюрьме, а не в гостинице! Вы — арестанты!.. Он повернулся, пошел к порогу я дальше в коридор. А вслед ему гремели гневные возгласы: — Мерзавец! — Палач! — Вон из камеры! Больной Григорьев остался в камере. Он провалялся в бреду не- сколько дней. Перед кризисом его унесли, наконец, в больницу. И почти сразу после ухода Григорьева заболел Игорь Славнин. Он также долго оставался на ногах и ни на какие боли не жаловал- ся. Мы не подозревали о его заболевании. И так же, как Григорьев, поэт свалился на нары внезапно. Теперь рядом со мной лежал Игорь Славнин. По ночам он тоже